След в Истории
Гульельмо Ферреро.
Юлий Цезарь
<<
Вторжение в Парфию
<<
Содержание
>>
Беспорядки и прогресс Италии
>>
Великий кризис
демократического
империализма.
Возмущение
Галлии
Коммий и Лабиен. — Падение демократической партии. — Раздор между Цезарем и Помпеем. — Новое восстание в Галлии. — Цезарь добивается снова консульства. — Переход через Севенны. — Цезарь собирает легионы. — Стратегический план Цезаря. — Верцингеториг. — Осада Аварика. — Взятие Аварика и его последствия. — Ошибка Цезаря. — Герговия. — Восстание распространяется по всей Галлии. — Критическое положение Цезаря. — Партизанская война. — Отступление Цезаря. — Первая правильная битва. — Верцингеториг отступает в Алезию. — Осада Алезии. — Голод. — Сдача Верцингеторига. — Причины успеха Цезаря.
Вероломство Цезаря
по отношению к КоммиюВ то время, как в Риме происходили эти волнения, Цезарь перешел Альпы, чтобы возвратиться в Цезальпинскую Галлию. Торопливость, гнев, серьезное положение его партии, его характер, по временам безрассудный и вспыльчивый, невозможное величие его предприятия — все это роковым образом побуждало его нагромождать одну ошибку на другую. С целью получить возможность побывать в Италии и познакомиться с тамошними событиями он произвел в Галлии жестокую репрессию, которая неизбежно должна была вызвать к нему ненависть1. Действительно, едва он уехал, а вероятно, еще находясь в дороге, он узнал от Лабиена, что его прежний друг и союзник Коммий подготовляет восстание. В гневе он приказал Лабиену пригласить атребата в лагерь и убить его2. Лабиен повиновался, но Коммию, раненому, удалось спастись, и это вероломство имело только тот результат, что Коммий сделался смертельным врагом Цезаря, истощавшего свои силы в этой сизифовой работе, делавшей его раздражительным и жестоким. В данное время Коммий, спасавшийся в лесах Северной Галлии, впрочем, мало занимал его: у него были другие тревоги в Италии, гораздо более важные.
Цезарь как козел отпущения для римлян
Демократическая партия, не сдержав своих безумных обещаний, снова падала в общественном мнении, как в 57 году. Аграрный закон 59 года, подобно своим предшественникам, не был приведен в исполнение. Надежды на Британию рушились. Римская армия в Парфии потерпела позорное поражение. Все думали, что Галлия в два года покорена «единственным императором», а она была теперь в открытом восстании. Красс умер, и могущественный триумвират обратился в правление двух лиц, неспособных подавить даже мятежи римской черни. Уже давно масса людей устала от этого ужасного потока подкупа и насилия, угрожавшего унести все в своем бешеном течении. После же смерти Клодия положение сделалось особенно ужасным. Сначала общество, повинуясь одновременно чувству страха и справедливости, сурово осуждало Милона, приказавшего своим рабам докончить раненого Клодия3; но когда чернь начала свои насилия, произошел поворот в общественном мнении. В консервативном лагере даже партия самых крайних оправдывала убийцу Клодия. Вечером дня похорон Сенат объявил военное положение и поручил Помпею, народным трибунам и самому Милону привести в исполнение этот декрет4. Ободренный благоприятной для него переменой, Милон тотчас явился в Рим и, решившись дерзко действовать на общую трусость, имел невероятную смелость начать домогаться консульства5. Эта наглость довела до отчаяния чернь, грозившую возмутиться. Смятение действительно достигло высшей степени: общество было охвачено страхом и враги Цезаря ободрились. Так как он был творцом этой политики, то его следовало сделать ответственным за все настоящие несчастья: за поражение Красса, которого он направил в Парфию; за всеобщую подкупность, которую он поддерживал своей щедростью; за беспорядки в Риме, которые он ободрял; за бесконечную войну с галлами, вызванную его грабежами6.
Соперничество между Помпеем и Цезарем
Цезарю, следовательно, приходилось в третий раз восстанавливать демократическую партию. Но теперь, после смерти Юлии, Красса и Клодия, это было нелегко. С исчезновением несравненного народного агитатора распались и выборные коллегии, составлявшие силу его партии, а смерть Красса, последовавшая за смертью Юлии, делала непрочным соглашение с Помпеем, уже поколебленное событиями последних лет. Историки ошибочно рассматривали несогласие, начавшее возникать тогда между Цезарем и Помпеем, как результат соперничества честолюбий, которое долго скрывалось и, наконец, разразилось вследствие исчезновения Красса. Несогласие скрывалось не в честолюбиях, а в темпераментах обоих лиц, и сила событий, а не желание того или другого, заставили его разразиться. Начиналась не борьба между двумя честолюбиями, а роковое столкновение консервативной политики и политики демократической. После многолетней борьбы обе они были олицетворены в двух старых друзьях. Злоба и интриги консерваторов, трудность борьбы одновременно и с ними, и с Цезарем, Крассом и Клодием принуждали Помпея, в сущности бывшего консерватором, до сих пор держаться Цезаря.
Идеи образованных классов
Поражение Красса, опасное положение Республики и мятежи в Риме устрашили его, пробудили его властные инстинкты и толкнули его к идеям, разделявшимся лучшими гражданами, к той программе, одновременно гениальной и химерической, которая требовала примирения аристократии и демократии, подавления общественного и частного подкупа, возвращения к более простой и более нравственной жизни. Необходим был переворот: Республика нуждалась в мире, порядке и правосудии. Если обычных магистратур было недостаточно, то нужно было создать нового магистрата, который мог бы, наконец, восторжествовать над положением. Эти идеи распространялись в высших классах, новое настроение которых Цицерон, не давая себе в том отчета, отразил в «De Republica».
Предложение Цезаря
Цезарь понимал опасность и старался прежде всего иметь Помпея на своей стороне. Из Равенны, куда он отправился провести зиму7, он помог своему зятю произвести порученный тому Сенатом набор8 и предложил ему новый двойной брак. Цезарь предлагал жениться на дочери Помпея, обрученной тогда с сыном Суллы, а Помпей должен был жениться на второй дочери одной из племянниц Цезаря, Атии, вдове Гая Октавия, умершего в начале своего консульства, у которой, кроме сына Кая, рожденного в 63 г. и имевшего тогда одиннадцать лет, были две старшие дочери9. Но Помпей, начавший тяготиться своим союзом с Цезарем, отказался.
Вопрос о втором консульстве Цезаря
Для Цезаря это был большой удар. Помпей был ему необходим, чтобы вовремя отразить опасность, какую он предвидел в будущем. Его проконсульские полномочия оканчивались 1 марта 49 года, и по закону Суллы, позволявшему повторное избрание только через десять лет, он мог снова быть избран консулом лишь в 48 году. Оставалось, следовательно, около десяти месяцев, в течение которых он не был бы защищен неприкосновенностью должностного лица, но, подобно первому встречному гражданину, служил бы предметом обвинений и процессов, при помощи которых партии боролись между собой в Риме. Он знал, что у него много врагов и что если бы влияние его партии пало, а Помпей покинул бы его, то опасность преследования была велика. Суд легко мог осудить его на изгнание, которое разом положило бы конец его политической карьере. Нужно было в эти десять месяцев сохранить управление провинцией; но как добиться этого? Заставить отложить назначение своего преемника до 1 января 48 года и оставаться в провинции в качестве временного магистрата в ожидании своего заместителя было легко; но по устранении одного затруднения являлось другое, более важное. Чтобы домогаться консульства на 48 год, необходимо было присутствовать в Риме. Но если он вступал в Рим, он терял imperium и становился простым гражданином, доступным нападениям своих врагов. Оставаясь же в провинции, он не мог выставить своей кандидатуры на консульство. Нелегко было выйти из этого сплетения юридических и конституционных затруднений, но Цезарь, никогда не задумывавшийся над средствами, сумел это сделать. Многие желали, чтобы он вопреки конституции был избран консулом вместе с Помпеем чисто революционным путем; но он требовал от своих друзей оставить эту мысль, вместо этого просил провести с помощью десяти трибунов закон, позволявший ему заочно домогаться консульства10, таким образом он мог бы быть избран консулом и остаться в Галлии до 1 января 48 года, препятствуя назначению своего преемника. Он тотчас начал делать в Риме все необходимые приготовления для проведения этого закона.
Новое восстание всей Галлии
Но плохие известия из Галлии спутали все его тонкие расчеты. Еще раз он ошибся, думая, что жестокая репрессия даст ему небольшой отдых. Едва он покинул Галлию, как наиболее влиятельные лица многих народов, раздраженные опустошениями и казнями предшествовавшего года, стали, собираясь в лесах, обсуждать положение в стране и образовали союз с целью агитации не только среди своих приверженцев, но и среди низших классов по всей Галлии. Карнуты, снова восставшие под начальством Гутуатра и Конконетодумна, уже перерезали в Кенабе (совр. Орлеан) италийских купцов, а среди них всадника Гая Фуфия Кита, бывшего управляющего провиантской частью римской армии. В Оверни друг Цезаря, молодой Верцингеториг, подготовил революцию, захватил власть и поднял знамя восстания; к нему присоединились сеноны, паризии, пиктоны, кадурки, туроны, авлерки, лемовики, анды и все народы, жившие по берегу Океана. Молодой арвернский вождь уже послал под начальством кадурка Луктерия армию к границам Нарбоннской Галлии, в то время как сам вторгся на территорию битуригов, данников эдуев11. Уцелевшие силы аристократии и плутократии соединились против общего врага; оппортунистическая политика Цезаря, сеявшего вражду между соперниками, восстановила против него все партии, и мятеж, обширнее и опаснее предшествующих, угрожал римским армиям, рассеянным по их зимним квартирам, в то время как Цезарь был далеко и не мог даже начать дело политической реставрации, ради которого он так поспешно покинул Галлию.
Затруднительное положение Цезаря
Положение Цезаря было ужасным. Неужели все его дело в Италии и Галлии рушится и погребет его под своими развалинами? Но величина опасности возбудила всю энергию его духа. Не будучи в состоянии одновременно отразить и галльский кризис, и италийский, принужденный выбирать между тем и другим, он, как в 57 году, без колебания покинул Италию и тотчас же, т. е., вероятно, в половине февраля, вернулся в Нарбоннскую Галлию12. По дороге известия становились все более и более тревожными: остававшиеся верными в центре Галлии эдуи, ремы, лингоны были окружены мятежными племенами, как огненным кольцом. На востоке колебались еще одни только секваны. Вся римская армия находилась на северной стороне этого круга. Если бы Цезарь вызвал свои легионы в Нарбоннскую Галлию, им пришлось бы пройти через всю восставшую страну; если же он сам отправится к ним, то ему придется с незначительными силами пройти через центр мятежа.
Решительность Цезаря
Выбор был затруднителен. Но, не теряя ни мгновения, с той быстротой, которая, по словам одного древнего писателя, напоминала быстроту пламени, Цезарь задумал и выполнил необычайно смелый план. В несколько дней при помощи гарнизона и солдат, только что набранных в Италии, он организовал, насколько мог, защиту Нарбоннской Галлии; потом послал небольшой отряд кавалерии в Виенну; наконец, с оставшимся отрядом, в самый разгар зимы, приказывая солдатам прорывать дорогу в снегу, перешел Севенны (горная цепь в Южной Галлии) и неожиданно бросился на Овернь. Арверны, считавшие себя в безопасности от какого бы то ни было нападения, потому что горы были покрыты снегом, были так испуганы этим неожиданным появлением римлян, что тотчас же призвали Верцингеторига на помощь родине, в которую, по их словам, вторглась огромная армия. Именно этого и желал Цезарь. Он передал командование Дециму Бруту, приказал ему грабить страну, а сам с небольшой свитой вновь перешел Севенны и в несколько дней прошел сто миль, отделявших его от Виенны. Там он взял небольшой отряд кавалерии, посланный туда ранее, и, скача день и ночь в галоп, проехал через всю Галлию, не будучи узнанным, а следовательно и обеспокоенным. Все считали его еще в Оверни. Таким образом, он присоединился к двум легионам, зимовавшим в стране лингонов, и послал другим легионам приказ собраться в окрестностях Агединка (совр. Sens — Сенс). Сам он, отправившись около середины марта13 в Агединк с двумя легионами, оказался во главе всей своей армии, составленной из одиннадцати легионов, включая сюда легион Жаворонка. Это составляло около 35 000 человек, не считая галльских вспомогательных войск, число которых трудно определить, и весьма немногочисленной кавалерии14. Из Виенны в Агединк частью верхом, частью во главе двух легионов Цезарь сделал еще 300 миль.
Верцингеториг осаждает Горгобину
Тем временем Верцингеториг, узнав, что Цезарь обманул его, вернулся на территорию битуригов и со своей маленькой армией, состоявшей из арвернов и небольших контингентов, присланных другими народами, осадил Горгобину. Его армия состояла, вероятно, из семи или восьми тысяч всадников и приблизительно такого же числа пехотинцев15, большинство которых должно было быть его слугами или слугами и клиентами его друзей.
Битва под Новиодуном
На что следовало решиться Цезарю? С политической точки зрения, лучшим решением было двинуться немедленно против Верцингеторига, чтобы спасти эдуев и укрепить таким образом их верность, устрашить мятежников, окончить как можно скорее войну и возвратиться в Италию. С чисто военной точки зрения, напротив, было благоразумнее дождаться хорошего времени года16, в которое армия могла бы находить по дороге в изобилии провиант. Но на этот раз политические соображения взяли верх над военными. Цезарь решил, что восстание эдуев будет для него опаснее зимней кампании, и хотел поднять репутацию своего оружия молниеносной быстротой своих нападений и побед. Он просил эдуев приложить все усилия к тому, чтобы доставить ему хлеб. Он оставил два легиона и весь багаж в Агединке и в несколько дней атаковал и взял Веллаунодун (совр. Chateau-Landon — Шато-Ландо), сжег Кенаб (совр. Орлеан), переправился через Луару и, проникнув на территорию битуригов, осадил Новиодун (совр. Суассон). Город готов был сдаться, Когда явился Верцингеториг, прибывший из-под Горгобины. Хотел ли он напасть на римскую армию и серьезно попытаться освободить город? Это мне кажется невероятным, потому что его силы было слишком недостаточны. Он, вероятно, старался показать, что идет на помощь к угрожаемому городу, чтобы несколько ободрить Галлию, устрашенную походом Цезаря. Но уже в этот момент он думал применить против римлян систему партизанской войны. Как бы то ни было, под стенами Новиодуна произошло сражение, значение которого Цезарь преувеличивал. В результате сражения Верцингеториг удалился, город сдался, а Цезарь пошел на Аварик (совр. Bourges — Бурж), столицу битуригов, один из самых богатых городов, начавших возникать в это время.
Стратегия Верцингеторига
Верцингеториг начал теперь методически приводить в исполнение свой план, задуманный, по моему мнению, уже давно, хотя Цезарь, напротив, считал его внушенным недавним поражением. Этот план состоял в том, чтобы образовать вокруг Цезаря пустыню, сжигая по мере его движения вперед города, не исключая Аварика, отрезая ему дороги, захватывая его прикрытия и уничтожая его фуражиров. Эта тактика была превосходна, так как конница галлов была гораздо сильнее римской; но для своего выполнения она требовала от народа очень большой храбрости. У битуригов вначале не было в ней недостатка. Цезарь двигался вперед по пустынной и опустошенной стране, постоянно видя на горизонте столбы дыма от сожженных деревень, без устали тревожимый Верцингеторигом, который следовал за ним, отказываясь от всякого открытого нападения, располагая свою маленькую армию лагерем по лесам и болотам в защите от атак и стараясь захватить обозы с зерном.
Осада Аварика
Если бы Аварик был также разрушен, римская армия блуждала бы без цели по стране, залитой огнем и кровью. Но битуриги не имели мужества сжечь прекрасный город, и Верцингеториг, наконец, уступил их просьбам и пощадил его. Цезарь тотчас направился туда и с обычной своей энергией предпринял гигантские осадные работы, заставляя своих солдат производить их в дождливое и холодное время года и не заботясь о партизанской войне Верцингеторига, часто заставлявшего его целыми днями чувствовать недостаток хлеба. Ни одна римская армия, начиная с армии Лукулла, не была закалена такими тяжелыми трудами. Но Цезарь лучше Лукулла знал солдат своей эпохи, и в эти критические моменты вместо того, чтобы сурово обращаться с ними, оказывал им внимание, составлявшее контраст с жестокостью этой ужасной войны. Однажды он даже дошел до предложения снять осаду, если испытания сделались слишком тягостны для них. Все, естественно, отказались и возвратились к работе с большим жаром, чем когда-либо17. Таким образом, несмотря на холод, голод и вылазки неприятеля, траншеи были окончены, башни для нападения поставлены, приступ был произведен, и город взят во второй половине апреля18. Цезарь хотел дать еще один ужасный пример: город был отдан солдатам, и население все было перебито, причем Верцингеториг не осмелился прийти к нему на помощь.
Цезарь дает отдых своим войскам
Менее чем в месяц Цезарь разрушил четыре очага восстания, усеяв свою дорогу ужасными опустошениями, подобными пожару Кенаба и взятию Аварика. Он наполнил свои сундуки золотом и серебром, разграбил сокровища городов, храмов и частных лиц и возбудил, наконец, в легионах то доверие, которое так необходимо маленькой армии, воюющей в обширной стране, охваченной мятежом. Его бурная и гениальная энергия одержала победу над всем — над пространством, над временем года, над голодом, над укрепленными стенами и над людьми. Теперь он делал небольшой отдых в Аварике, как бы переводя дыхание. Полагая, что со взятием этого города выполнена самая тяжелая часть его дела и что если мятеж не совершенно потушен, то по крайней мере укрощен, Цезарь предполагал дать отдых своей армии и прокормить ее до приближения весны припасами, найденными в Аварике. Потом с наступлением весны он вторгся бы в страну арвернов, разрушил бы их столицу Герговию (южнее совр. Клермон-Феррана) — и война была бы окончена.
Выборы у эдуев
Но вдруг произошла одна из тех опасных случайностей галльской политики, которая уже семь лет так заботила Цезаря. У эдуев избрание первого должностного лица грозило повлечь за собой гражданскую войну, потому что образовались две партии; одна из них выбрала на эту высокую должность Кота, другая — Конвиктолитава, и последний утверждал, что выборы Кота незаконны. Цезарь был принужден приостановить свои военные операции, отправиться со своей армией в Декетию (совр. Decize) и разрешить спор, признав правильность выборов Конвиктолитава. Таким образом, прошло несколько недель, в течение которых силы восстания должны были рассеяться и исчезнуть в страхе от последнего натиска, произведенного на них.
Цезарь разделяет свои силы
Еще раз ожидания Цезаря были обмануты. Известия, приходившие к нему, напротив, ясно указывали, что восставшие не до такой степени потеряли мужество от его побед, как он предполагал. На севере Галлии сеноны и паризии находились под оружием и надеялись на победу. Коммий набирал армию. Верцингеториг, получив помощь из Аквитании, набирал стрелков, учил своих солдат строить лагерь по римскому образцу, возбуждал к мятежу народы, оставшиеся верными римлянам, напр, эдуев и секванов, посылая их вождям большое количество золота, обильные россыпи которого находились в Оверни.
Однако Цезарь до такой степени был убежден в близости окончания войны, что считал себя достаточно сильным для разделения своей армии19. Он нигде более не упоминает о галльском легионе Жаворонка, и, по-видимому, у него было только десять легионов, ибо четыре из них он отдал Лабиену, послав его в середине мая на север против паризиев и секванов; между тем как сам с шестью легионами направился к югу, чтобы вторгнуться в Овернь по долине реки Элавера (совр. Allier — Алье), принудив Верцингеторига принять битву и положить конец войне.
Осада Герговии
Верцингеториг, действительно, пришел к берегу Элавера, приказал снять все мосты и следил по левому берегу за движением Цезаря на противоположной стороне реки, стараясь воспрепятствовать ему перейти в Овернь. Цезарь должен был прибегнуть к военной хитрости. Ему удалось однажды утром спрятать в лесу около одного разрушенного моста двадцать когорт (по две от каждого легиона) и, когда остальная армия удалилась вдоль реки, эти двадцать когорт вышли из своей засады, построили новый мост и заняли его. Легионы, получив об этом известие, возвратились и перешли Элавер. Верцингеториг позволил им это сделать, не желая давать битвы, и, верный своей тактике, снова начал отступать перед неприятелем. Через пять дней Цезарь прибыл к крутой возвышенности, на которой была построена Герговия, и, не теряя ни минуты, приступил к осадным работам. Но шести легионов было недостаточно для взятия города, так хорошо укрепленного природой и искусством, и положение римской армии скоро стало критическим. Верцингеториг расположился лагерем на небольшом расстоянии, держась в лесах и болотах, всегда нападающий и всегда неприступный. Подкупленные золотом Верцингеторига знатные эдуи начинали колебаться; Герговия стойко держалась. Однажды отряд солдат, посланных эдуями к Цезарю, едва не перешел на сторону врага. Цезарь хотел тогда устрашить Галлию, взяв штурмом Герговию, и двинул свои шесть легионов на общий приступ. Но этот отчаянно храбрый удар не удался; наступавшие были отброшены с крупным уроном20. Сознав тогда свою ошибку и опасность, которой он подвергался, оставаясь под городом, Цезарь решил снять осаду и отправился, вероятно, во второй половине июня на север, чтобы соединиться с Лабиеном.
Верцингеториг — национальный герой
Решение было мудрым, но оно представляло и большую опасность. При общем возбуждении умов эта первая очевидная неудача Цезаря могла быть началом его конца. Верцингеториг стал национальным героем; все думали, что Цезарь идет к падению, и это решило участь племен, еще колебавшихся стать против него. В дороге он узнал, что эдуи, наконец, восстали. Они перебили римских купцов, захватили в Новиодуне его казну, галльских заложников, багаж и лошадей; разрушили на Луаре мост, разграбили, сожгли или бросили в реку его запасы хлеба и готовились отбросить его назад в Нарбоннскую Галлию, загородив ему переход через Луару. Это был момент, когда Цезарь действительно дрожал за свою судьбу21. Отделение эдуев, самого богатого и могущественного народа Галлии, лишало его лучшей базы для продовольствования, перерезало пути сообщения с Лабиеном, уничтожало все действие его предыдущих побед, поднимало мятеж во всей стране, увлекая за собой до сих пор колебавшиеся племена. Древние галльские учреждения, которые он старался заставить функционировать под своим контролем, сделались теперь органами восстания, орудием, направленным против Рима. С одного конца Галлии до другого уже шли переговоры о созыве великого национального собрания в Бибракте.
Цезарь соединяет свои силы
Еще раз Цезарь увидел себя на краю пропасти, но и на этот раз он не колебался. Он понимал, что если он отступит в Нарбоннскую Галлию, оставив Лабиена на севере, то галлы легко могут уничтожить их обоих. Поэтому он решил во что бы то ни стало и как можно быстрее соединиться с Лабиеном. Не желая тратить времени на постройку моста через Луару, очень увеличившуюся от таяния снегов, он нашел брод, где солдаты могли пройти по грудь в воде, неся оружие над своей головой; выше по течению он поместил кавалерию, чтобы сдерживать, подобно живому молу, течение, и таким образом переправил через реку всю армию. Потом, захватив весь хлеб и скот, какой только он мог найти, нагрузив его на рабов, мулов и самих солдат, он двинулся ускоренным маршем и присоединился к Лабиену на территории сенонов, вероятно, в соседстве с Агединком. От Герговии до Агединка Цезарь прошел около 200 миль (300 километров); предполагая, что на этот переход он употребил пятнадцать дней, в начале июля он должен был уже находиться во главе всей своей армии. К его счастью, в то время как он потерпел неудачу под Герговией, Лабиен одержал значительные победы над сенонами и паризиями.
Собрание галлов в Бибракте
Затем в военных действиях наступил перерыв. Комментарии Цезаря не говорят нам, как долго он продолжался, но он не мог быть менее месяца, в течение которого велись энергичные и лихорадочные приготовления с обеих сторон. Поражение под Герговией, по-видимому, должно было изменить вероятный исход войны. Эдуи своим примером увлекали к мятежу почти все галльские народности, за исключением ремов, лингонов, треверов и некоторых бельгийских племен. Молодой арвернский герой явился в Бибракте, сделавшемся центром восстания, и депутаты всех стран Галлии собрались там, чтобы образовать сейм, на котором можно было бы переговорить об образовании одной национальной армии. Огромный энтузиазм охватывал всю Галлию.
Аналогия с парфянами
Цезарь, напротив, видя, что опасность может грозить ему со всех сторон, считал Галлию потерянной и имел только одну мысль — вывести своих солдат из опасного положения. Но полководцу, думавшему два месяца тому назад, что он навсегда завоевал Галлию, отступление казалось теперь очень трудным. Солдаты сильно упали духом22; всегда трудное продовольствование сделалось еще труднее в стране, охваченной мятежом; недостаток конницы мог причинить ему громадный ущерб. В этот роковой момент воспоминание о Крассе должно было тревожить Цезаря: ведя назад через всю Галлию с такой слабой конницей свои упавшие духом легионы, не рисковал ли он пасть, подобно Крассу, под атаками столь многочисленной галльской кавалерии.
Цезарь набирает германскую кавалерию
Без сомнения, этот страх принудил его двинуть свою армию в сторону Германии в местность, где теперь, по одному мнению, находится Vitry-sur-Marne — Витри на р. Марне23, а по-другому — Bar-sur-Aube — Бар на р. Об24, чтобы набрать значительное число германских всадников. Полководец, семь лет тому назад вошедший в Галлию как разрушитель германского могущества, теперь набирал германцев против галлов, платя им награбленным в Галлии золотом. Там Цезарь провел весь июль и, может быть, часть августа, набирая германцев, образуя из них крупный кавалерийский корпус и готовясь к отступлению; но его солдаты очень упали духом, в то время как галлы, напротив, были полны взаимного доверия и мужества.
Перемена в тактике галлов
Унынию одних и радости других суждено было, однако, недолго продолжаться. Цезарь ошибался, считая опасность очень большой, как ранее он ошибался, думая, что война кончена. Верцингеториг был обязан всеми своими успехами партизанской войне; и, конечно, если бы во всей Галлии можно было организовать такую войну под начальством подобных ему вождей, Цезарь был бы, наконец, принужден голодом к отступлению. Но поражение, испытанное проконсулом под Герговией, спасло римское владычество. Ободренная своим успехом часть галлов желала изменить партизанские набеги в правильную войну, в которой разъединенная Галлия, терзаемая глубоким социальным кризисом, не могла одержать победу над римскими армиями.
Верцингеториг занимает Алезию
Первые затруднения для галлов начались, когда на собрании в Бибракте стали выбирать главнокомандующего и устанавливать план войны. Эдуи хотели выбрать одного из своих сограждан; противная партия предлагала утвердить в верховной власти Верцингеторига; одна партия хотела крупной войны, другая была за продолжение войны партизанской. Верцингеториг одержал верх, но чтобы не заставить эдуев слишком сильно чувствовать свою власть и примирить противоположные партии, он предложил смешанную войну, т. е. один из столь опасных и все же столь частых в истории компромиссов, потому что они роковым образом навязываются даже самым решительным и умным людям слабостью и глупостью других. Эдуи и сегузиавы послали десять тысяч пехотинцев и 800 всадников под начальством одного знатного лица вторгнуться на территорию аллоброгов в римской провинции. Галабы и арверны разграбили территорию гельвиев; рутены и кадурки — территорию волков арекомиков, врываясь таким образом в нескольких пунктах в римскую провинцию и заставляя Цезаря двинуться с севера для ее защиты. Верцингеториг перенес свою главную квартиру в Алезию (современный Alise-Sainte-Reine — Ализ-Сент-Рен), маленький укрепленный городок мандубиев25, вокруг которого скрещивались все дороги, по которым Цезарь мог идти, чтобы спуститься с севера в Нарбоннскую Галлию, и который был превосходным сторожевым пунктом, чтобы стеречь неприятеля. Из Алезии, снабдив ее провиантом и укрепив, Верцингеториг с отрядом в 15 000 всадников и уже бывшей у него пехотой старался замедлить поход врага, отрезая у него съестные припасы и тревожа его, когда он выступил на помощь Нарбоннской Галлии.
Отступление Цезаря к Провинции
Цезарь, организовав большой корпус из германской кавалерии, начал, вероятно, в первой половине августа отступать к Провинции во главе своих усталых и унылых одиннадцати легионов26. Безотрадный конец предприятия, имевшего такое блестящее начало! Война, в которой он поставил на карту всю свою политическую судьбу, оканчивалась поспешным отступлением. Дело, над которым он работал семь лет и которое должно было сделать его равным Лукуллу и Помпею, было разрушено. Эти тридцать тысяч человек, шедшие упав духом и печальные, таща за собой в длинной процессии на мулах военные машины, багаж, легионных рабов, остатки добычи, спасшихся от резни италийских купцов, наконец, все, что только оставалось италийского из людей и вещей в стране, которую одно мгновение считали завоеванной, представляли конец римского владычества по ту сторону Альп и последнюю развалину той завоевательной политики, в которой Цезарь думал подражать своему великому предшественнику Лукуллу или даже превзойти его.
Верцингеториг прерывает его отступление
Трудно точно узнать, какими местами он проходил. Одни заставляют его идти из области, где теперь находится Troyes, и направляться через Gray и Дижон на Безансон27; другие заставляют его идти из Vitry-sur-Marne, спуститься в долину реки Tille, пройти через Дижон, переправиться через Сону возле Saint-Jean-de-Losne и направиться к Нарбоннской Галлии вдоль правого берега Соны28. Иные, наконец, заставляют его идти из Bar-sur-Albe в направлении к PontaIIIer-sur-Saone — Понталу-на-Соне29. Достоверно одно, что на четвертый день пути30, утром, когда Цезарь прибыл в Beneuve, между Brevon и Ource по фон Гелеру на берега Винжанны (Vingeanne) по Наполеону III, в соседство с Монтиньи (Montigny) по герцогу Омальскому, или вблизи Allefroy по анонимному автору в Spectateur militaire, он был неожиданно атакован Верцингеторигом и должен был выдержать правильную битву31.
Армия Верцингеторига
Что же такое произошло? Почему Верцингеториг оставил свою систему партизанской войны, чтобы начать войну в крупных размерах? Так как галльский генерал является нам даже в рассказе Цезаря полным ума и энергии, то при отсутствии точных документов можно предположить, что искать этой столь желанной для Цезаря встречи принудило его состояние его армии. Можно вести партизанскую войну с небольшой армией, с небольшими средствами и не имея крупных вождей, но для нее нужны храбрые, решительные и терпеливые солдаты. Пока Верцингеториг стоял во главе маленького отряда кавалерии и инфантерии, составленного почти исключительно из арвернов, бывших его клиентами, слугами или друзьями, он имел достаточно влияния, чтобы заставить их переносить тяжелые труды партизанской войны. Но теперь, когда он был во главе разнородной армии, у него сразу оказалось слишком много солдат и слишком мало влияния. Вероятно, между многочисленными вождями этих отрядов начались раздоры, и национальное соперничество возрастало день ото дня в армии, образовавшейся в несколько месяцев в момент подъема чувств, не привыкшей к правильной дисциплине, состоящей из солдат, по большей части бывших клиентами крупных сеньоров и привыкших к кратковременным мелким галльским войнам, или из молодых людей, поспешно набранных во всех классах и лишенных достаточной военной подготовки. Верцингеторигу приходилось бояться, что патриотический энтузиазм скоро угаснет, если он не поднимет его снова успехом, аналогичным успеху при Герговии. Он говорил себе также, что римская армия должна быть утомлена и уныла, что если в прошлом году парфяне уничтожили легионы Красса, двинув на них крупные отряды кавалерии, то тот же самый прием удастся и ему. Поэтому он неожиданно двинул свою кавалерию на армию Цезаря во время ее похода, а разделенную на три корпуса пехоту оставил в арьергарде.
Победа Цезаря
Но Верцингеториг, может быть, не знал, что Цезарь набрал по ту сторону Рейна новую кавалерию, и вместо малочисленных и слабых римских эскадронов оказался лицом к лицу с храбрыми германскими всадниками. Столкновение между двумя конницами было сильно, но непродолжительно, потому что германцы Цезаря с помощью легионов не замедлили обратить в бегство галлов с громадным уроном.
Цезарь осаждает Алезию
Эта непродолжительная битва имела важные последствия, которые нельзя объяснить, не допустив, что галльская армия была лишена всякой организации и настойчивости и что Цезарь считал ее опаснее, чем она была в действительности. В самом деле, тотчас после битвы Верцингеториг удалился со своими войсками в Алезию, и Цезарь, прекрасно понимая, что это отступление в крепость обозначает полное уныние армии, изменил свой план. Вместо того, чтобы продолжать свое отступление к Провинции, он решил перейти в наступление и попробовать решительный удар. Если он останется победителем, то конец войны снова поднимет его престиж в Риме; если же окажется побежденным, то погибнет вместе со своей армией и сам пойдет в Галлии навстречу свой судьбе, конечно, ожидавшей его в Провинции, если бы он вернулся туда с побежденными легионами. На другой же день он пустился преследовать галльскую армию и когда, придя к Алезии, увидал скалу, на которой возвышалась крепость, не поколебался, находясь в неприятельской стране и без обеспеченного продовольствования, осадить 30 000 человек врага, силы которого были равны или даже превосходили его силы32. Там он ожидал нападения галльских армий, отправившихся в Нарбоннскую Галлию, готовый, если бы они пришли на помощь осажденным, дать под стенами Алезии битву всей восставшей Галлии. Этот план был внушен безумием отчаяния. Но человек, сосредоточивший в себе судьбы Европы, великий артист стратегии, то крайне осмотрительный, то смелый до безумия, решился на последний риск. Легионарии взяли с вьючных животных свои лопаты и кирки и сразу принялись рыть траншеи и насыпать окопы вокруг города.
Призыв галлов к оружию
Верцингеториг сперва пытался мешать римским работам, делая кавалерийские атаки, но скоро заметил, что мог только замедлить эти работы, но не препятствовать их выполнению. Что же ему осталось делать? Попробовать вылазку и рискнуть всем в правильной битве было очень опасно, но позволить себя запереть было бы прямым самоубийством. Военный совет после жарких прений решил, ранее чем будут окончены римские осадные сооружения, выслать конницу с поручением отправиться за помощью к различным кельтским народам и произвести в Галлии массовый набор. Двести пятьдесят тысяч должны были соединиться и броситься на римские траншеи. Действительно, однажды ночью вся галльская кавалерия вышла без шума, успешно обманула бдительность римских часовых, прошла через еще не оконченные траншеи и многочисленными отрядами исчезла в четырех концах горизонта. Первая часть плана удалась. Что-то теперь произойдет в Галлии? Отзовется ли вся страна на призыв осажденных в Алезии последних защитников ее свободы? По всем дорогам, через громадные друидические леса и пустынные болота из деревни в деревню, запылают ли огни, возвещающие об опасности и умоляющие о помощи? Проникнут ли вестники восстания до последних горных деревушек, чтобы дать знать, что галльская родина требует последнего кровавого жертвоприношения? И придет ли эта страшная волна вооруженных людей разбиться о скалу Алезии?
Двойная осада Алезии
Цезарь не мог ответить на эти тревожные вопросы. Но жребий был уже брошен. Нельзя было более отступить. Он не мог, как сделал это Лукулл под стенами Тигранокерты, оставить часть своих тридцати тысяч солдат продолжать осаду, а с остальными идти против вспомогательной армии, ибо его войско было слишком мало и при разделении каждая часть легко могла быть уничтожена. Он не мог, однако, также допустить многочисленной армии захватить его под стенами Алезии. Снова он оказался в весьма критическом положении. Этот человек, чей дух уже семь месяцев кипел подобно источнику, пролагающему себе путь через теснину, возымел и немедленно с неслыханной скоростью выполнил один из самых необычайных и грандиозных замыслов античной войны: он заключил свою армию в большую импровизированную крепость. Он провел со стороны равнины вторую линию укреплений с башнями и бастионами, оставив между этой траншеей и той, которая уже была проведена со стороны города, большое пространство. Между этими двумя траншеями его армия должна была быть как бы в длинной крепости. Перебегая от одной траншеи к другой и двигаясь в узком промежуточном пространстве, она могла бы сопротивляться двойным приступам, которые стали бы производить осажденные в Алезии и те двести пятьдесят тысяч человек, которые должны прийти из Галлии. Но успеют ли солдаты окончить огромные работы, для которых по вычислениям нужно было снять два миллиона кубических метров земли?33 Не рискует ли Цезарь в свою очередь быть осажденным вспомогательной армией, подобно Митридату под стенами Кизика, и принужденным умереть с голоду? Положение было ужасно. Хотя враги были еще далеко, и ремы и линтоны оставались союзниками34, продовольствование армии было уже затруднительно. Что произойдет, когда огромная масса вооруженных людей займет всю страну и все дороги? Как бы то ни было, с утра до вечера Цезарь с помощью Мамурры, Антония, Лабиена, Децима Брута, Гая Требония, Гая Каниния Ребила и Гая Антистия Регина распоряжался гигантской работой и сообщал свой пыл всей армии. Он изучал сочинения по осаде городов, совещался с Мамуррой и восточными рабами, наиболее опытными в военном деле, заставлял их делать чертежи, раздавал их центурионам, которые должны были выполнять их, посылал повсюду за деревом и железом, в то время как девять тысяч солдат работали без отдыха, насыпали землю, делали далеко на равнине ямы, клали туда осколки железа и острые камни, прикрывали фашинником и травой, чтобы сравнять с землей эти ужасные ловушки.
Голод среди жителей Алезии
Так проходили недели. Повсюду в галльских деревнях набирали на войну молодежь, приготовляли контингенты, чистили оружие, выводили из стойл вьючных животных и нагружали их хлебом. На всех дорогах встречались молодые люди и отряды, направлявшиеся в места, назначенные для сбора, откуда все они должны были направляться в Бибракте, где уже собралась знать главных государств для переговоров по поводу командования армией и плана войны. Но вокруг Алезии расстилалась молчаливая и зловещая пустыня. К Цезарю доходили только скудные и неясные сведения об образующейся армии, а с высоты стен Алезии караулы Верцингеторига тщетно обозревали горизонт. Скоро в Алезии начали страдать от голода, и наступил день, когда Верцингеториг с общего обсуждения вынужден был избавиться от бесполезных ртов, выслав всех не принадлежащих к армии за стены города, в промежуток между последними и внутренней римской траншеей. Он надеялся, что Цезарь возьмет их, чтобы продать, и что таким образом они спасутся от смерти. Но у Цезаря не было хлеба и для своих солдат35. Напрасно эта обезумевшая толпа стариков, женщин и детей, брошенная в жертву непогоде и холоду, протягивала свои руки, прося римлян дать ей хлеба. Каждый день осажденные в Алезии и римляне могли видеть женщин, стариков и детей, евших траву, плачущих, жаловавшихся и падавших в истощении. Пространство между траншеями и холмом превращалось в поле агонии, в кладбище, где умиравшие были уже скелетами. Но раздирающие крики этих несчастных, умирающих от голода, не трогали ни римских, ни галльских сердец. Те и другие загрубели от опасности, от голода, от этого страшного и бешеного напряжения борьбы человека против человека. Если между стенами Алезии и траншеями умирали от истощения, то в Алезии сам гарнизон тратил последние запасы, а в римских траншеях солдаты работали с пустыми желудками. Если бы в этот ужасный момент вместо того, чтобы набирать большую вспомогательную армию, многочисленные отряды воинов опустошали окрестность и захватывали отряды лингонов и ремов, то армия Верцингеторига и мандубии, может быть, умерли бы с голоду, но они сошли бы в небытие, увлекая за собой тридцать тысяч римских солдат, которые также умерли бы от голода и страданий возле алезийской скалы.
Попытка помочь и сдача Алезии
Вместо этого регулярная война еще раз спасла Цезаря. Очень многочисленная галльская армия, даже если считать, что в ней было менее 250 000 человек, пришла на помощь Алезии36. Но это было только большое беспорядочное сборище, набранное поспешно во всех классах галльского общества и бывшее под командою четырех военачальников: Коммия, Веркассивеллауна, Эноредорига и Виридомара, которые не были согласны друг с другом. Справедливо замечали, что два из этих генералов были эдуи и что эдуи присоединившиеся к революционному движению только в последний момент, по-видимому, участвовали в этой решительной битве с медлительностью, которая делала бы возможным скорое примирение их с Римом. Во всяком случае, если бы эта армия была регулярным войском, находившимся под командой способных военачальников, то она могла бы уничтожить Цезаря, принеся в жертву Верцингеторига. Нужно было осадить Цезаря, как Лукулл осадил Митридата под стенами Кизика (на юж. поб. Мраморного моря), и принудить его или силой открыть себе дорогу, или умереть с голоду. Вместо этого недостаток согласия между вождями, раздоры в армии вместе с общим нетерпением спасти Верцингеторига побуждали вождей делать неоднократные приступы против римских траншей, в то время как Верцингеториг нападал на них с внутренней стороны. Эти приступы продолжались семь дней37, но галлам не удалось разбить большой вал из земли и людей, воздвигнутый гением Цезаря в один месяц. Антоний, Лабиен, Требоний, Антистий и Каниний под руководством Цезаря энергично отражали приступы на все атакованные пункты. Эти бесполезные и стоившие много людей попытки утомили и привели в уныние вспомогательную армию, которая по своему составу должна была быстро победить или распасться. Она кончила тем, что разбежалась, оставляя во власти римлян многочисленных пленных и не будучи в состоянии прорвать железное кольцо, окружавшее Алезию. Верцингеториг должен был сдаться; его армия, остатки мандубиев и большая часть пленных были распределены между солдатами. К всеобщему великому изумлению, война оказалось неожиданно оконченной к концу сентября.
Галлия и войны Цезаря
Галлия, варварская страна, стремившаяся к цивилизации и вследствие этого полная противоречий, не умела вести ни страшную и упорную партизанскую войну варваров, ни ученую и методическую войну цивилизованных народов. Она попеременно вела то ту, то другую. В этой войне сказалась непоследовательность, господствовавшая тогда в галльском обществе, и только этим можно объяснить, каким образом Галлия была побеждена маленькой армией в 30 000 человек. Верцингеториг был героем и жертвой этого противоречия, которое могло разрешиться только великим падением. Римская армия и ее генерал, захватывая Алезию, выдержали великий искус, который мог бы окончиться катастрофой не только в том случае, если бы полководец был менее отважен, менее умен, менее силен духом и телом, но и если бы его солдаты были менее упорны. Эти тридцать тысяч человек были бы, конечно, охвачены паникой, когда оказались одни в обширной варварской стране, угрожаемые со всех сторон, без операционной базы, с прерванными путями сообщения с Италией, если бы они были так же робки, как солдаты Красса. Для поражения упавшей духом армии было бы достаточно даже той смеси войны и партизанских стычек, которую вели галлы, Цезарь мог бы погибнуть по дороге в Нарбоннскую Галлию, как Красс погиб по дороге в Армению, и вся история Европы приняла бы другое направление.
Дело Цезаря в Галлии
Что случилось бы, если бы Рим потерпел в Галлии поражение, аналогичное прошлогоднему поражению при Каррах? Момент был страшно критический, и, после гибели Красса, моральный удар, произведенный в душе нации второй катастрофой, постигшей на этот раз Цезаря, мог быть ужасен. Италия была бы навсегда лишена мужества подобными предприятиями и отказалась бы от всякого движения вперед внутрь европейского континента. Во время кошмарных дней осады Алезии решались судьбы европейской цивилизации. Если, как его упрекали враги, Цезарь не завоевал Галлии с быстротой молнии, он сделал более скромное, но не менее важное дело: в семь лет он создал маленькую, но стойкую армию, какой Рим не имел уже давно и которая в решительный момент европейской истории сумела дать событиям определенное направление, которого не могли изменить последующие века.
Примечания
1. Jullian, Vercind., 114: «Его (Цезаря) поведение во время начавшейся зимы (53-52) было странным неблагоразумием».
2. Цезарь не говорит об этом варварском эпизоде. О нем довольно наивно рассказывает Гиртий, B. G., VIII, 23. Если бы галлы также написали историю римского завоевания, то они, без сомнения, рассказали бы нам много подобных случаев, которые лучше объяснили бы нам ненависть галльской знати к завоевателям. По Гиртию, попытка убийства Коммия Лабиеном произошла по собственному почину последнего, но это невозможно. Коммий был связан с Цезарем слишком тесной дружбой, и Лабиен не стал бы действовать без утверждения проконсула.
3. Dio, XL, 48.
4. Dio, XL, 49.
5. Dio, XL, 49; App., B. C. II, 22.
6. Чтобы понять, как изменялось общественное мнение к Цезарю в 53 и 52 гг., достаточно сравнить, что говорит о Цезаре Цицерон в 56, 55 и 54 гг. (Cicero, F., 1, 9; VII, 7; VII, 8, Ad Q., II, 15, B. ; II, 16; III, 1; III, 5; III, 8; III, 9; A., IV. 16; IV, 18; и всю речь «De provinciis consularibus»), с тем, что он писал в 51 и 50 гг. (Cicero, A., VI, I, 25; VII, 7, 5). Смотри, кроме того, Cicero, F., II, 8, 2. Это изменение не может быть объяснено личными причинами, ибо Цезарь всегда делал все возможное, чтобы сохранить к себе расположение Цицерона (см. A., VII, 1, 3), а переменой мнения в высших классах, имевшей причиной гибель Красса, внутренние беспорядки в Риме и восстание галлов. Нужно заметить, кроме того, что в переписке Цицерона мы почти не имеем писем 52 г. и что те, которые у нас остались, являются неважными записками. Так как вероятно, что переписка была опубликована при Августе и, конечно, была предметом предварительной цензуры, то я склонен думать, что письма 52 года почти все были устранены потому, что они слишком хорошо указывали на вызванный восстанием галлов ужас и содержали очень суровое мнение о Цезаре. Момент перемены беспристрастного общественного мнения, бывшего ранее благосклонным к Цезарю после завоевания Галлии, был как раз в 52 году: в этом году отдали себе отчет, что присоединение 57 года было политической ошибкой.
7. Florus, III, 10, 22.
8. Cicero, Pro Milone, XXIII, 62; XXVI, 70; Asconius, p. 35, 51; Dio, LX, 49-50; Caesar, B. G., VII, 1.
9. Sueton, Caes., 27.
10. App., B. C., II, 25; Dio, XL, 51.
11. Caesar, B. G., VII, 1-5.
12. Так как смерть Клодия произошла 18 января, то мне кажется возможным принять приблизительно эту дату на основании Caes., B. G., VII, 1. Я замечу кстати, что в рассказе об этой войне Цезарь почти совершенно пренебрегает всякой хронологией, что увеличивает трудность писать ее историю.
13. Jullian (Vercing., 155) думает, что Цезарь прибыл к своим легионам в конце февраля. Это мне кажется маловероятным. Путешествие из Равенны в Нарбону, распоряжения, отданные им для защиты Нарбоннской Галлии, и переход через Севенны не могли занять у него менее двух недель. Из Оверни в Агединк через Виенну около 600 километров и, хотя часть переходов была сделана верхом, нужно прибавить еще пятнадцать дней. Чтобы Цезарь мог присоединиться к своим легионам в конце февраля, нужно, чтобы из Равенны он выехал в конце января, что совершенно недопустимо, если сообразить, что Клодий был убит 18 января, что Цезарь приехал в Равенну после этого убийства, что он оставался там некоторое время и старался получить возможность выставить свою кандидатуру в консулы заочно. Все это нельзя было сделать в несколько дней. Относительно того, что легионы должны были собраться к Агединку, то это, по моему мнению, следует из слов Цезаря, B. G., VII, 9 (legiones in unum locum ... cogit.) и VII, 10 (duabus Agedinci legionibus ... relictis).
14. Герцог Омальский (Revue des Deux Mondes от 1 мая 1858 г., стр. 75) заметил, что легионы Цезаря не могли состоять из 5 000 человек, но что они должны были иметь от 3 500 до 4 000. Если мы припомним, что находимся почти при конце войны, то, я думаю, можно еще уменьшить их численность и считать в них только по 3 000 человек.
15. Jullian (Vercing., 159) приписывает Верцингеторигу от 6 000 до 7 000 всадников и 100 000 пехотинцев. Большинство историков также склонны рассматривать армию Верцингеторига как очень значительную. Но это мне кажется невозможным, Прежде всего, откуда набрал бы он столько солдат? Восставшие народы, конечно, послали ему контингенты; но не нужно забывать, что некоторые из них, и самые важные, напр, сеноны и паризии, сконцентрировали свои военные силы в своей стране, так что скоро Цезарь должен был послать против них четыре легиона. Кроме того, если в древности нелегко было прокормить 100 000 человек в военное время (Митридат, напр., должен был неоднократно в течение ряда лет собирать хлеб, чтобы содержать армии, едва ли более значительные), то было совершенно невозможно, чтобы такая большая армия вела столь опустошительную войну, какую вела армия Верцингеторига. Подобная война могла иметь успех только в том случае, если опустошающая армия малочисленнее неприятельской или если она имеет гораздо большие средства продовольствия; в противном случае опасность является для нее большей, чем для врага. Ничто не доказывает, чтобы таков был случай с Верцингеторигом. Кроме того, в войне почти всюду участвовала только кавалерия (см. Caesar, B. G., VII, 14); пехота играла лишь второстепенную роль. Когда Цезарь сделал попытку захватить лагерь (VII, 17), она могла очень быстро вместе с багажом спрятаться в болоте, что было бы невозможным, если бы она была многочисленна. Наконец, возможно ли, чтобы Цезарь осмелился разделить свою армию и отправиться в Герговию только с шестью легионами, т. е. приблизительно с 20 000 человек, если бы он имел против себя армию в 100 000 пехотинцев, кавалерия которой превосходила его собственную? Можно считать до 8 000 число всадников, так как Верцингеториг в конце войны имел их 15 000 (Caesar, B. G., VII, 64), после того как получил подкрепления из Аквитании и те, которые были доставлены ему после совещания в Бибракте.
16. Нужно вспомнить, что календарь был тогда более чем на месяц впереди действительного времени года.
17. Должно заметить, что Цезарь (B. G., VII, 18), рассказывая о попытке, предпринятой, чтобы захватить врасплох пехоту Верцингеторига во время отсутствия конницы, не говорит, с какими силами он шел против галльского лагеря, что было бы важной подробностью. Это не должно быть случайной забывчивостью; вероятно, он шел с небольшим числом людей, потому что галльских пехотинцев самих было немного. Он не указал, сколько солдат он вел с собой для того, чтобы нельзя было предположить, каковы были силы врага.
18. Jullian (Vercing., 183), по моему мнению, прав, определяя время, нужное для этой экспедиции, начиная с отъезда из Агединка до взятия Аварика, в пять недель. Таким образом, прошел конец марта и первая половина апреля.
19. Об этой ошибке Цезаря см. Barone, J. G. C., стр. 64.
20. См. у Наполеона III, J. C., II, 281, замечания о рассказе Цезаря (B. G., VII, 45-51) об этом приступе.
21. См, Caesar, B. G., VII, 56.
22. Plut., Caes., 26.
23. Герцог Омальский первый заметал, что необходимо предположить это движение Цезаря на восток, о котором «Комментарии» ничего не говорят. По его мнению, Цезарь отправился в Vitry-sur-Marne. См. Revue des Deux Mondes, 1 mai 1858, p. 76-77.
24. Spectateur militaire, avril, 1863.
25. Герцог Омальский в Revue des Deux Mondes, mai 1858, p. 94, отметил стратегические преимущества этого места и указал, что Верцингеториг прекрасно поместил свою главную квартиру. Я не останавливаюсь на вопросе, действительно ли Alise-Sainte-Reine — древняя Алезия, так как это, мне кажется, теперь вне сомнения.
26. Dio, XL, 30, говорит нам, что Цезарь хотел идти на помощь Провинции.
27. Von Goler, Caesars gallischer Krieg in dem Jahre 52. Karlsruhe 1859.
28. Revue des Deux Mondes 1858, 1-er mai, стр. 87.
29. Spectateur militaire, avril, 1863.
30. Revue des Deux Mondes, 1858, 1-er mai, стр. 95.
31. Я откровенно заявляю, что тщательно изучал географические карты Франции, измерял расстояния и высчитывал дни пути, и не могу присоединиться ни к одной из этих гипотез. Задача эта, быть может, неразрешима. Для ее решения необходимы во всяком случае стратегические и топографические знания, превышающие мои знания.
32. Обычно допускают, основываясь на Цезаре, B. G., VII, 77, что, кроме кавалерии, в Алезии укрылось 80 000 солдат. Но следует прежде всего заметить, что эта цифра вложена в уста Критогната, произносящего речь; а затем трудно допустить, чтобы 80 000 человек, присоединившиеся к населению, могли найти место в маленьком галльском городе и жить там почти два месяца; наконец, нельзя объяснить бездеятельность Верцингеторига, если он располагал такими силами. См. замечания герцога Омальского в Revue des Deux Mondes, 1-er mai 1858, стр. 111.
33. Revue des Deux Mondes, 1-er mai, 1858, стр. 113.
34. Это вероятное предположение сделано герцогом Омальским. Revue des Deux Mondes, 1-er mai, 1858, стр. 112.
35. Dio, XL, 40; Caes., B. G., III, 47.
36. Цезарь, B. G., VII, . 76 говорит, что общее число галльской армии простиралось до 250 000 пехотинцев и 8 000 всадников. Поспешность, с которой произведен был набор, и трудность прокормить 250 000 человек даже в течение короткого времени заставляют подозревать, что эти числа несколько преувеличены. Тем не менее армия все же должна быть очень многочисленной.
37. Jullian, Verc., 286.
<<
Вторжение в Парфию
<<
Содержание
>>
Беспорядки и прогресс Италии
>>