След в Истории
Гульельмо Ферреро.
Юлий Цезарь
<<
«De Bello Callico» и «De Republica»
<<
Содержание
>>
Initium tumultus
>>
Кампания Куриона
и заботы римского
правителяВозрастающая непопулярность Цезаря. — Консерватизм Цезаря. — Цезарь и высшие классы. — Курион. — Его переход на сторону Цезаря. — Единодушное желание мира. — Курион начинает оппозицию Помпею. — Помпей и оппозиция Куриона. — Цицерон в своей провинции. — Киликия. — Страдания и анархия римской провинции. — Мучения честного правителя. — Управление Цицерона. — Цицерон и торговля поручительствами. — Затруднение Валерия и Волузия. — Историческая важность проконсульства Цицерона. — Брак дочери Цицерона.
Опасное положение Цезаря
Для Цезаря, напротив, наступили тревожные дни. После смерти Юлии ему ничто более не удавалось: поражение Красса, смерть Клодия, восстание Верцингеторига, неопределенное поведение Помпея, новая война, разразившаяся в 51 году в Галлии, сильно скомпрометировали его положение. В то время как несколько лет тому назад ему приписывали заслугу всех счастливых событий, случавшихся в Республике, теперь большинство людей были склонны делать его ответственным за все несчастья: за опасности, по-видимому, угрожающие на Востоке, за бесконечную войну в Галлии, неограниченную подкупность и полное разложение государства. Последние заявления Помпея в заседании 30 сентября еще сильнее поколебали его кредит, показывая вероятность разрыва между двумя друзьями. Говорить дурно о Цезаре и презирать его было теперь почти обязательно для всех порядочных людей, аристократов, элегантной и модной молодежи. Катон громко говорил, что намерен начать против него процесс и добиться его осуждения на изгнание тотчас же по окончании срока его командования1. Много лиц, бывших его поклонниками в прошлые годы, теперь возмущались им, и сам благоразумный Аттик требовал у него возвращения 50 талантов, которые дал ему до его консульства2. За все эти неприятности Цезарь мог найти очень слабое утешение в удивлении мелких предпринимателей3, которым он дал и продолжал давать столько работы, мелкого народа, ремесленников и вольноотпущенников, у которых смерть Клодия оживила ненависть против знатных.
Простота и умеренность характера Цезаря
Момент был тяжелый, и Цезарь вполне отдавал себе в этом отчет. Приспосабливаясь уже к стольким политическим положениям: примирительной демократии 70 — 65 годов, раздражению народной ненависти 65 — 60 гг., честолюбивому, хищному, подкупному и расточительному империализму 58 — 55 гг., — этот человек с пылкой инициативой, всегда готовый на риск, чьи быстрые, непредвиденные и бесконечно разнообразные комбинации постоянно сбивали с дороги противников, готовился с удивительной ловкостью принять совершенно новое положение: положение примерного, умеренного гражданина, расположенного ко всяким уступкам, не имеющего другой цели, кроме общего блага. Он понимал, что момент показаться требовательным был для него неудобен; а впрочем, эта умеренность, может быть, лучше подходила к его истинной природе, чем масса крайностей, в которые увлекали его события, ибо по темпераменту и по необходимости он был более консерватором, чем казался после заговора Катилины.
Цезарь и образованное общество
Как все люди с большим умом из высших классов, он не только не мог покорно отказаться навсегда от их уважения, но и слишком хорошо понимал, что если во главе римских ремесленников он мог неожиданно занять важное место в государстве, то не мог долго удерживаться там, не пользуясь, подобно Лукуллу, Помпею и Цицерону, большой популярностью у аристократии, несмотря на свой политический скептицизм обладавшей двумя могущественными орудиями управления: богатством и знанием. С другой стороны, если он тогда совершенно не думал о захвате абсолютной власти4, он все же желал вещи, противной букве и духу конституции: быть избранным консулом на 48 год, не покидая своего командования. Прийти в Рим для выставления своей кандидатуры значило бы отдаться в руки Помпея, который после реформы 52 года имел под своим контролем всех римских судей и которому Цезарь не доверял5. Наконец, истощенная и источенная червями старая конституция все же была еще достаточно крепкой для того, чтобы сопротивляться открытым нападениям, а это нам объясняет, почему все происходившие тогда узурпации употребляли какую-нибудь конституционную фикцию, т. е., уклоняясь от духа закона, все же соблюдали его букву и форму.
Конституционное положение Цезаря
Цезарь, столь дискредитированный и ослабленный, мог ли отважиться прибегнуть к насилию? Такая смелость могла быть только у безумца. Напротив, он тогда дал самое чудесное доказательство гибкости своего ума, ведя одновременно в Галлии дикую опустошительную войну, требовавшую почти бешеной энергии, и постепенно плетя в Италии интригу, чтобы при помощи ловких изворотов ничего не порвать, избавиться от конституционных затруднений, в которых он мало-помалу позволил себя запутать. Несомненно, что его положение нельзя было защищать с чисто конституционной и юридической точек зрения. Можно было утверждать, что народ, предоставляя ему привилегию заочного избрания, тем самым давал ему продолжение командования до 48 года, потому что в противном случае привилегия не имела бы никакого значения; но софизм был очевиден, и противники могли отвечать, что привилегия была ему предоставлена на тот случай, если его присутствие в Галлии потребуется в течение всего 49 года. Теперь для успокоения общественного мнения, озабоченного продолжительностью войны, он был принужден утверждать, что завоевание Галлии окончено. А консерваторы выводили из этого утверждения строго логическое следствие, что, значит, нет более необходимости в продолжении командования Цезаря и что, следовательно, привилегия не имеет более своего основания. Цезарь понимал, что лучше всего было бы выиграть время, заставить отложить назначение своего преемника, которое должно было происходить 1 марта 50 года, не употребляя при этом ни насилия, ни скандальных средств, на которые могла бы негодовать публика, и даже не обращаясь к старому средству, которым столько злоупотребляли — вмешательству трибунов. После последних заявлений Помпея это средство было не безопасно. Еще раз нужно было сбить с дороги своих врагов неожиданной, гениальной и отважной комбинацией. И этот неистощимый мозг должен был найти эту столь трудную комбинацию, самую неожиданную и самую смелую из всех тех, которые он изобретал до сих пор. Он сделал своим орудием своего ожесточенного врага Куриона, умного и образованного молодого человека, великого оратора и писателя, но обремененного долгами, развратного, жаждущего заставить говорить о себе, циничного, бессовестного, этого поистине «беспутного гения»6, как определил его один древний писатель, хорошо изобразивший гениальную испорченность старой римской знати.
Сделка с Курионом
Предложив заплатить его долги и дать ему крупные денежные ссуды, Оппий привлек его к партии Цезаря, и они тайно согласились, что Курион, все еще оставаясь для вида врагом Цезаря, запутает положение вещей так, что 1 марта не будет голосования по вопросу о командовании в Галлии7. Как в 59 году Цезарь старался скрыть свой союз с Крассом и Помпеем, точно так же он хотел и теперь скрыть свою игру, чтобы не раздражать общество новым подкупом, более смелым, чем все предшествовавшие, и чтобы лучше захватить врасплох своих противников. Курион вначале должен был один, как сделал это Цезарь для Красса в 65 году, подвергнуться опасности интриг, необходимых для достижения цели. Притворство, впрочем, было легко, потому что общество не могло даже предполагать примирения двух людей, чья вражда была так стара.
Необычайная хитрость
Едва вступив в должность, Курион изумил всех, предложив различные законы, из которых одни должны были не понравиться консерваторам, а другие народной партии. Естественно, были найдены многочисленные предлоги, чтобы откладывать их обсуждение в продолжение двух первых месяцев года, т. е. до начала марта8. Курион не возражал, но при приближении марта в качестве понтифика предложил вставить между 23 и 24 февраля месяц меркедоний, который, по древнему обычаю, следовало прибавлять каждый третий год, чтобы согласовать календарь с движением солнца: таким образом, говорил он, будет достаточно времени для обсуждения его предложений ранее марта, назначенного для обсуждения вопроса о провинциях. Но это предложение о добавочном месяце не имело успеха. Он притворился тогда негодующим на консервативную партию и предложил два очень популярных закона о дорогах и о цене хлеба9. Необходимость обсудить эти законы была хорошим предлогом для консула Луция Эмилия Павла, председательствовавшего в этот месяц на Сенате и бывшего другом Цезаря, отложить обсуждение вопроса о провинциях10. Цезарь таким образом достиг своей цели, благодаря непонятному вмешательству одного из своих врагов; следовательно, никто не мог упрекать его в этом.
Первый слух о гражданской войне
Помпей согласился на отсрочку, несмотря на сделанные в прошлом году заявления. Ничего не говоря публично, он дал знать, что, по его мнению, можно примирить требования Цезаря и точное соблюдение конституции, оставив Цезарю его командование до 15 ноября, когда выборы уже будут произведены11. Помпей не более Цезаря хотел ускорить события. Ему было тогда 56 лет и он постоянно болел12, начиная чувствовать последствия военных тягот, перенесенных им в юности, и нервного напряжения от стольких политических интриг. Он был тогда уважаем народной партией, остававшейся ему верной, так же как возвратившимися к нему консерваторами. Короче — он был самым знаменитым и могущественным человеком в Империи. К чему рисковать и привлекать внимание к такому привилегированному положению, слишком раздражая друзей Цезаря? Пессимисты, правда, уже говорили, что гражданская война между Цезарем и Помпеем неизбежна13, ибо и тот и другой слишком честолюбивы, чтобы быть в состоянии вместе оставаться во главе Республики; и ужасное выражение «гражданская война», будившее столько диких воспоминаний, снова начало циркулировать. Но эти слухи и эти страхи действовали скорее как узда, чем как возбуждение, на партии и их вождей.
Общественное мнение и гражданская война
Все были запуганы общественным мнением, которому одни только разговоры об этой войне внушали невыразимый ужас. Неужели снова увидят в Риме Суллу? Гражданская война сожжет дома и фермы, разграбит в храмах, служивших тогда банками, сокровища частных лиц. Она подорвет кредит, в котором столько лиц всех классов нуждались тогда, как в воздухе и хлебе. Она, наконец, поколеблет верность рабов. Как все общества, в которых есть рабы, Италия, столь гордая своим мировым могуществом и столь полагавшаяся на свою судьбу, постоянно была в страхе от все увеличивающейся массы рабов. Держать их в повиновении в такую смутную эпоху было нелегким делом даже в обычное время; но что произошло бы с этой массой рабов посреди междоусобной войны? Запутавшаяся в долгах, не доверяющая всем партиям, устрашенная подкупом, истощенная великими усилиями, совершенными в десять предшествующих лет, Италия желала мира. Ни один человек, ни одна партия не смела хладнокровно идти против этого всеобщего настроения. Никто не думал тогда о войне.
Курион преследует Помпея
Но в великих политических кризисах ни партии, ни люди никогда не могут властвовать над событиями; они часто бывают увлечены делом, которое вначале казалось им невозможным. Конфликт должен был мало-помалу разрастись силой вещей, несмотря ни на Цезаря, ни на Помпея. Едва достигнув своей первой цели — заставив отложить назначение себе преемника, — Цезарь сделал еще более смелую попытку. С этих пор было очевидно, что исход борьбы между непримиримыми консерваторами и Цезарем зависит в значительной мере от Помпея. С большой армией, которой он командовал, со своими родственниками и клиентами, влиянием которых он располагал, Помпей обладал авторитетом, достаточным для того, чтобы склонить весы в угодную для него сторону. Консерваторы, хорошо понимая это, теснились вокруг него и осаждали его хвалами и лестью. Цезарь, естественно, должен был стараться разрушить эти интриги консерваторов около Помпея. Но к каким средствам мог он прибегнуть? Нужно ли было льстить ему или угрожать? Увидав отвергнутыми свои предложения о браке и после последних заявлений Помпея, Цезарь не мог сильно рассчитывать на лесть. Он мог слишком мало предложить Помпею, благодаря своему положению нисколько не нуждавшемуся в нем. Что касается угроз, по крайне мере сделанных открыто, то они могли бы раздражить Помпея, окончательно толкнуть его на сторону консерваторов и поставить Цезаря в положение провокатора. Еще раз Цезарь решил воспользоваться Курионом. Зная впечатлительный характер Помпея, он поручил Куриону создавать ему затруднения и замешательства в надежде заставить его прекратить скрытую оппозицию своим просьбам. Курион, бывший очень ловким человеком, сумел с необычайным искусством выполнить свою столь трудную миссию. В обширных речах он напал на Помпея, человека, уважаемого всеми, и напал не в качестве сторонника Цезаря, а в качестве беспристрастного критика, полного благоразумия и чувства справедливости. Почему Помпей заботился о соблюдении с такой строгостью конституции, когда он сам законами 55 года создал настоящее положение?14 Может ли являться стражем конституции тот, кто нарушил все законы и даже был одновременно консулом и проконсулом? Нападки Куриона произвели очень сильное впечатление15. Эти упрёки были так справедливы, что оставалось одинаково удивительным, как никто не осмелился формулировать их до сих пор и как, наконец, один человек имел мужество направить их против могущественного Помпея.
Курион предлагает отозвать одновременно Цезаря и Помпея
Последний был так смущен, что принялся за упражнения в красноречии, чтобы ответить на речи Куриона16. Но скоро все эти заботы утомили его, и, чувствуя себя уже разбитым, он захотел отправиться в Неаполь, где немедленно по приезде тяжело заболел17. Он, таким образом, не был в Риме, когда в апреле18 консул Марцелл, председательствовавший в Сенате, предложил собранию рассмотреть вопрос о провинциях, а следовательно, и вопрос об ассигнованиях, необходимых на новый год для армии Помпея, и вопрос о галльском командовании19. Курион, ободренный отсутствием Помпея, объявил, что предложение Марцелла справедливо, но что нет оснований для того, чтобы Цезарь сложил с себя начальствование, раз Помпей сохраняет его за собой. Поставленный таким образом вопрос превратился в жалкую ссору личных честолюбий, которая могла породить очень важные затруднения. Единственным средством для его разрешения с выгодой для Республики было перенесение его на почву великих конституционных принципов, т. е. нужно было покончить со всеми исключительными властями и вернуться к конституции. Он предложил отозвать того и другого, а вслед за этим наложил свое veto на все предложения Марцелла20.
Курион становится популярным
Средство было выбрано удачно. Если консерваторы упрекали Цезаря, что он находится в незаконном положении, то почему допускали они для Помпея ту же незаконность и еще большие привилегии? Даже более; не хотели ли они их увеличить? Таким образом, беспристрастная публика, страшившаяся междоусобной войны, нашла предложение Куриона превосходным и объявила, что принятие его окончательно разрешило бы этот запутанный вопрос. Покончить со всеми исключительными властями и вернуться к конституции, которую они исключали, сделалось лозунгом всех добрых граждан. Действительно, Сенат не утвердил предложения, сделанного Марцеллом, применить прошлогоднее постановление, по которому вмешательство трибунов не имело значения21, и Курион в одно мгновение сделался одним из самых знаменитых и популярных людей Рима22. Только небольшое число предусмотрительных людей подозревало, что позади Куриона действует Цезарь.
Популярность Помпея в Италии
Если непосредственный успех Куриона был велик, то все же ему недоставало его главной цели — сделать Помпея более склонным к примирению с Цезарем. Предложения Куриона слишком прямо затрагивали интересы Помпея и его престиж, и вместо того, чтобы привести его к Цезарю, окончательно толкнули к партии непримиримых консерваторов23. Перемена не обнаружилась сейчас же. Помпей даже написал из Неаполя Сенату, изъявляя готовность отказаться от командования24. Но он был неискренен. Закон давал ему испанскую армию на пять лет, и он не хотел отказаться от своих прав для удовлетворения Куриона; если Цезарь, который, как он предполагал, скрывается за Курионом, хотел нанести ему это унижение, то он не потерпел бы его никакой ценой. Впрочем, эта не знавшая исключительных положений конституция разве не сделалась чистой фикцией, лишенной всяческого значения? Если народ бросал цветы на дорогу Куриона при выходе из Сената, то компанские города устраивали тогда большие празднества, чтобы отпраздновать выздоровление Помпея, как будто бы благосостояние Империи зависело исключительно от спасения этого человека, которого Курион хотел возвратить к частной жизни в конце года как какого-нибудь магистрата25.
Помпей спрашивает назад свои легионы
Возвратившись в Рим, Помпей еще раз объявил, что готов принять компромисс, предложенный Курионом; но эти заявления были приняты с таким скептицизмом, что Курион тотчас возобновил свои нападения. Он объявил в многочисленных речах, что не считает серьезными слова Помпея. Он прибавил, что слов недостаточно, а что нужны дела. Чтобы испытать его, он к своему первому предложению прибавил, что объявит общественным врагом того из двоих, кто не будет повиноваться, и приготовит армию для войны с ним26. Сильно раздраженный27, Помпей все более и более склонялся к непримиримым консерваторам; и когда в мае или июне28 Сенат решил, чтобы Помпей и Цезарь отделили по легиону от своих армий и послали их в Сирию против парфян, он схватился за удобный случай, чтобы потребовать у Цезаря легионы, данные ему в 53 году29. Он начинал взвешивать свои силы и силы Цезаря. У него было в Испании 7 легионов, у Цезаря — одиннадцать. После возврата его легионов Цезарь остался бы с девятью легионами. Если бы действительно разразилась война, это было бы выгодой. При приближении выборов всякие переговоры были приостановлены, и все партии с беспокойством ожидали результатов этих выборов.
Намерения Цицерона
В течение всего этого времени Цезарь старался исправить несколько в Галлии грабежи последних войн и утвердить римское владычество, а Цицерон в своей провинции с искренним усердием, но с малым успехом заботился о проведении некоторых реформ. Во время своего путешествия он видел, как был известен во всей Империи, даже в эллинистических странах. Это всеобщее удивление, а еще более крупный успех «De Republica», о котором извещал его Целий, возродили в нем иллюзию быть великим государственным человеком, которая почти угасла в десять лет, следовавших за его консульством. Он хотел казаться в провинции достойным своей книги, дать современникам пример совершенного управления30. Но предприятие было труднее, чем можно было бы предполагать. Правители провинций сделались агентами политической и торговой римской олигархии. Каким образом человек, долженствующий быть орудием притеснителей, мог сделаться защитником притесненных? Все же бедность провинции была велика, нужда в помощи очень настоятельна. Если при своем прибытии туда Цицерон особенно был устрашен беспорядком в армии, то как только он смог после отступления парфян осмотреть с небольшим спокойствием положение провинции, он увидал на всем ее протяжении от одного конца до другого полное разорение страны, опустошенной ростовщиками и политиками, явившимися из Италии.
Муниципальная олигархия
Население Киликии состояло частью из греков, а частью из туземцев. Первые почти все были купцы, рабочие, художники, ученые и собственники и жили в городах, а последние были по большей части крестьяне, мелкие ремесленники или разбойники. Провинция делилась на определенное число округов, имевших в качестве столицы какой-нибудь значительный город, где находился сенат или совет, избираемый населением из людей богатых, т. е. почти исключительно из греков. Совету поручено было управлять городом на основании местных законов, но под контролем правителя и римского Сената31. Эта муниципальная организация была превосходна, и римляне, утомленные разнообразием древних учреждений, еще действовавших в италийских городах, тщательно с некоторого времени изучали ее. Но нищета, долгие войны, анархия и социальный беспорядок, продолжавшийся уже столетие, заставили выродиться эти учреждения в чудовищное орудие тирании и грабежа. Везде члены советов вступали в соглашение, чтобы пользоваться городскими доходами, состоявшими почти всегда из налогов и недвижимых имуществ. Они заставляли декретировать общественные работы, праздники, посольства, всевозможные бесполезные расходы для того, чтобы участвовать в предпринимательских выгодах. Они вступали в соглашение с италийскими откупщиками и финансистами, чтобы заставлять города заключать разорительные займы, и вместе с ними пользовались плодами преступной растраты муниципальных доменов и ужасающего роста налогов32. Немедленно по прибытии Цицерон нашел муниципальные котерии занятыми отправлением в Рим посольств для прославления перед Сенатом добродетелей Аппия Клавдия и декретированием о постановках в честь его памятников и храмов по раболепным обычаям, которые восточные жители перенесли со своих древних государей на римских правителей33.
Финансовый империализм на деле
Но грабежи и воровство этих местных котерии были только наименьшим злом, терзавшим несчастную провинцию. Гораздо более ужасными были чрезвычайные вымогательства италийской плутократии, набрасывавшейся на нее, как на почти обессиленную добычу. Прежний обвинитель Верреса мог теперь воочию убедиться, во что в последние двадцать лет по мере объединения провинций превратилась их финансовая эксплуатация. Эта эксплуатация кончилась тем, что, опираясь на военную силу, повсюду старались при помощи солдат вырвать у несчастных должников деньги до полного истощения их средств. Жестокости и страшные насилия совершались ежеминутно. Наконец, каждый год римские политики, правитель и его друзья, являлись преисполнить меру несчастья, притесняя тысячью способов города и частных лиц34, доводя до последней нищеты ремесленников и мелких городских торговцев, мелких деревенских собственников и свободных крестьян, принуждая их продавать свои поля, дома и даже детей35.
Цицерон и его италийские друзья
Эти грабежи ужаснули Цицерона, как ужасали раньше Публия Рутилия Руфа и Лукулла. Но он не хотел объявить смертельную войну италийским финансистам, как сделали Лукулл и Руф. Он предпочитал даже в этой борьбе против ростовщичества быть представителем примирительного и согласующего духа своей эпохи. Он был, насколько мог в границах честности, услужливым правителем. Он вел переговоры с охотниками на пантер, чтобы удовлетворить своего друга Целия, нуждавшегося в диких зверях для своих эдильских игр36. Он выполнял в Эфесе поручения Аттика37 и покупал ему художественные вазы38. Он любезно принимал друзей и родственников друзей, являвшихся к нему с рекомендательными письмами. Он приглашал иногда к обеду сына Гортензия, который вместо занятий науками вел веселую жизнь и тратил свои деньги39. Он принимал так же любезно элегантного молодого человека Марка Феридия, члена зажиточной италийской фамилии, прибывшего в Киликию в качестве агента общества, взявшего на откуп имения одного города40. Он делал, наконец, всю обычную работу правителя: ликвидацию наследств, выкуп италийских пленных, взыскание процентов по суммам, одолженным в Азии италийцами.
Цицерон отказывается собирать долги
Однако он старался также доставить некоторое облегчение несчастным жителям. Он отказывался от празднеств и подарков со стороны городов. Он вел сам и заставлял всю свиту вести простой образ жизни, чтобы не вынуждать провинцию к слишком крупным расходам. Он показывал себя внимательным к знатным гражданам. Он хотел, чтобы все, далее самые простые люди, имели к нему доступ41 и чтобы процессы велись очень быстро. Особенно решительно он отказывался, несмотря на самые настойчивые просьбы, давать солдат в распоряжение ростовщиков для сбора денег с их должников42. Требовать, просить, писать письма — все это Цицерон делал очень охотно; но что касается употребления армии для сбора долгов своих друзей, то он никогда не хотел решиться на это. Таким образом, он имел крупные неприятности, особенно из-за займа, сделанного у Брута Ариобарзаном, царем Каппадокии. Терзаемый уже много лет италийскими ростовщиками, старый царь тратил немногие остающиеся у него деньги на уплату процентов по долгу Помпею, которые, вероятно, вследствие накапливавшихся недоимок, доходили теперь до 33 талантов каждый месяц43. Почти ежемесячно агенты Помпея в Азии вывозили на муллах, сопровождаемых вооруженными рабами, эту сумму, которая теперь соответствовала бы приблизительно 120 000 франков. Они везли ее к морю, где нагружали на корабли для отправки в Италию. Для других кредиторов не оставалось почти ничего. Цицерон напрасно писал царю письмо за письмом44: по всей Азии говорили, что Помпей скоро будет послан на Восток с большой армией для войны с парфянами; и Ариобарзан думал только об окончании с ним счетов45. Другие могли подождать; Брут также, хотя он был очень рекомендован Цицероном.
Цицерон понижает проценты
Но Цицерон не довольствовался тем, что защищал должников от насилий центурионов; он сделал лучше: объявил в эдикте, что, каковы бы ни были частные условия, он не будет признавать годовых процентов выше 10 на 100 и не допустит, чтобы требовали взноса излишних процентов. Он уменьшил таким образом все проценты, как сделал это в Риме Сенат46. В то же самое время он произвел тщательную ревизию всех городских бюджетов за десять последних лет и неумолимо уничтожил все излишние расходы, разорительные контракты и неправильные обложения. Он принудил многочисленных лихоимцев возвратить городам захваченное у них имущество и наблюдал за точным платежом уменьшенных процентов по займам, сделанным городами47. Он надеялся таким образом удовлетворить всех киликийских подданных и италийских публиканов сделками, совершенными за счет местных олигархий48.
Дела Брута на Кипре
Но делать добро в ту эпоху было нелегко. Отмена всех декретов, вотированных в честь Аппия Клавдия, стоила Цицерону дерзких от него писем; а понижение процента до 10 со ста было причиной серьезных несогласий с Брутом. Два дельца, Скаптий и Матиний, фигурировавшие как кредиторы саламинцев, явились к нему требовать уплаты скромного процента 48 со ста, как было условленно, и, не получив их, объявили ему, наконец, что настоящим кредитором был Брут. Это открытие привело в большое изумление Цицерона; но он не хотел уступать. Он упорствовал даже тогда, когда Брут написал ему оскорбительное письмо. Ободренные его благосклонностью, бедные должники просили у него утверждения класть в храм проценты по 10 за сто, которых Скаптий и Матиний не хотели брать, и объявить их, таким образом, свободными от всякого обязательства. Но в этот момент у Цицерона недостало храбрости. Он не посмел так открыто выступить против Брута и отложил дело. А этого только и ждали Скаптий и Матиний, не будучи в состоянии надеяться на что-нибудь иное. Они знали, что преемник Цицерона не будет таким упрямым и заставит саламинцев уплатить по договору49.
Скандал с поручителями
Как, впрочем, один правитель мог восстановить полную справедливость, когда все были заинтересованы в этих грабежах? Цицерон не хотел взять ни сестерция из сумм, полученных от военной добычи, или из тех, которые были назначены ему Сенатом для управления провинцией: первые он поручил префектам, а последние — квестору50. Но вокруг него все спекулировали и торговали. Квестор был братом крупного коммерсанта, жившего в Элиде51, и взял его себе в качестве советника52; один из легатов Цицерона и Лепта, начальник инженерной части, был так скомпрометирован в одном деле, что для его избавления Цицерону пришлось на этот раз умерить свою административную суровость. Основным правилом римской администрации было — никогда не заключать договоров без представления заключившим известного числа поручителей, которые при несостоятельности заключившего договор обязывались уплатить штрафы, назначенные на тот случай, если договор не будет хорошо выполнен. Таким образом, когда дела увеличивались в числе и по важности, повсюду стали искать поручителей, которых приняли бы или по их состоянию, или по их политическому положению, с таким же старанием, с каким теперь ищут поручителей по векселям, пользующихся хорошим кредитом в банках. Для того, чтобы найти их, употребляли всевозможные средства: дружбу, политическую солидарность, обещание крупной прибыли. Вероятно, много политических людей Рима вступали в сделки, чтобы заработать деньги своими поручительствами. Они доставляли поручительство за вознаграждение, обещанное заключавшим контракт; потом, если случалось, что последний не сдерживал своих обязательств по отношению к государству, которое тогда предъявляло к ним иск, они пускали в ход все свое влияние, чтобы не платить по нему. Таким образом за некоего Валерия, заключившего договор, поручились начальник инженерной части Цицерона, Лепта и один из его генералов. Но этот Валерий не сдержал своих обязательств и уступил, вероятно, за очень маленькую сумму свой договор одному ростовщику по имени Волузий, который в свою очередь, может быть, в соглашении с квестором Руфом взялся выполнить договор, но не платить штрафа, который обязан был уплатить Валерий, а при его несостоятельности — его поручители. Последние в отчаянии обратились к Цицерону, сжалившемуся над ними и нашедшему юридическую хитрость, чтобы объявить недействительной передачу договора Валерием Волузию. Он расторг договор, внес в казначейство сумму, которую оставалось еще выплатить подрядчику, и освободил поручителей от их обязательств, к большому неудовольствию Волузия, потерявшего разом и свои деньги, и прибыль с подряда53. Впрочем, обман и лихоимство были столь обычными вещами в этом обществе, где деньги с этих пор были единственной моральной связью между людьми, что в то время как Цицерон прилагал все усилия для честного управления своей провинцией, он часто получал письма от своих друзей, которые просили о займе, говоря, что после военной добычи у него не должно быть недостатка в деньгах. И Цицерон был принужден учтиво отвечать им, что добыча принадлежит не ему, а государству и что поэтому он не может делать никакого займа ни для кого54.
Значение проконсульства Цицерона
Способ управления Цицерона Киликией был большой честью для него, и тщетно современные историки старались принизить его заслуги, насмехаясь над ним и неосновательно критикуя его55. Последующие годы, правда, прошли над его реформами, как проходят морские волны, унося все, над рисунками, начертанными ребенком на песке. Но власть Цицерона была властью человека, а не бога. Он не мог один вылечить ужасное зло, волновавшее мир. Его дело имеет значение не по результатам, но по намерениям. Первый из всех, Цицерон внес в жизнь дух справедливости, солидарности, милосердия, старавшийся выйти из философского созерцания, чтобы превратиться в действие. Как альпийское утро золотит своим розовым светом отдельные скалы на самых высоких вершинах, в то время, как долина спит еще во мраке и горная цепь остается темной, и радостно возвещает рекам, лесам, полям, домам восход солнца и наступление нового дня, точно так же совесть этого робкого ученого человека и некоторых уединенных душ возвещала уже на вершинах зарю новых времен, в то время, как мир еще находился в потемках бесконечного морального развращения.
Падение провинциальной системы управления
Но Цицерон не давал себе в этом отчета. Столь разнообразные занятия его должности, почти все неприятные, сильно докучали ему. Усталость, которую чувствовал к концу года этот единственный человек, старавшийся управлять хорошо, еще лучше, чем небрежное управление других провинций, доказывает, что Империя не могла долго существовать в том виде, как тогда. Проконсульство Цицерона показывает, что энциклопедическая разносторонность функций, благодаря которой один и тот же человек должен попеременно быть полководцем, оратором, судьей, администратором, архитектором, была устарелым следом более простой эпохи и не могла продолжаться в более передовой цивилизации, когда началось разделение труда с тем, чтобы каждый лучше исполнял свою работу. Встречался изредка честный, усердный и неподкупный правитель, но он спешил уйти. Он просил всех своих друзей воспротивиться продолжению его командования56. Он желал только одного — выйти поскорее из этого леса цифр syngraphae, поручительств, контрактов и возвратиться в Италию, куда его призывало много частных и общественных дел.
Третий брак Туллии
Его дочь, его дорогая Туллия, бывшая уже два раза замужем и два раза разводившаяся, получила много предложений от знатных лиц теперь, когда знали, что ее отец возвратится из Киликии с полным кошельком и будет в состоянии дать ей большое приданое. Ее мать, ловкая Теренция, отдала предпочтение Кнею Корнелию Долабелле, распущенному молодому человеку, но из очень знатной фамилии. Цицерон знал, чем был его будущий зять, и знал о всех его долгах57, но желание породниться с древней и настоящей знатью было сильнее всего прочего и преодолело даже его отцовскую нежность. Не мечтал ли он, как о высшей награде за свои труды, о близости к знати? Брак его дочери с Долабеллой был грамотой на благородство для выходца из Арпина. Общественные дела, в которых Цицерон запутывался все более и более, также побуждали его поскорее возвращаться в Рим. Он просил Целия присылать ему почаще известия о новостях, и Целий платил некоему Кресту, профессиональному журналисту, чтобы тот посылал в провинцию политическую и светскую хронику, всю наполненную римскими сплетнями58. Постоянно путешествовавшие между провинцией и Римом гонцы Цицерона также приносили ему известия. Он имел их и от курьеров обществ откупщиков, часто привозивших письма знатных лиц. Но несмотря на все, из-за большого расстояния, новости приходили поздно; порядок их часто бывал нарушен, и Цицерон терял терпение.
Примечания
1. Lange, R. A., 381.
2. Cicero, A., VI, 1, 25.
3. Cicero, A., VII, 7, 5.
4. См. остроумные замечания Шмидта в Rh. Mus., XLVIII, стр. 261. Необходимо допустить, что Цезарь не хотел вызывать междоусобной войны и рассматривал ее как невозможную, чтобы объяснить удовлетворительным образом почти все его поступки в течение 50 года.
5. См. Cicero, F., VIII, 14, 2.
6. Velleius, II, 48, 3.
7. Dio, XL, 60; App. B. C., II, 27; Plut., Caes., 29; Velleius, II, 48, 4; Sueton, Caes., 29; Serv. ad Aen., VI, 621.
8. Lange, R. A., III, 382; Dio., XL, 61.
9. Dio., XL, 62; Cicero, F., VIII, 6, 5.
10. Nissen, H. Z., XLVI, стр. 66; Cicero, F., VIII, 11, 1; A., VI, 3, 4.
11. Cicero, F., VIII, 11, 3.
12. Cicero, A., VIII, 2, 3.
13. Cicero, F., VIII, 14, 4.
14. Cicero, F., VIII, 11, 3.
15. App., B. C. II, 27.
16. Sueton, De clar. rhet., 1.
17. Plut., Pomp., 57; Cicero, F., VIII, 3, 2.
18. Lange, R. A. III, 386, n. 1.
19. Nissen, H. Z., XLVI, стр. 66.
20. App., B. C., II, 27.
21. Cicero, F., VIII, 13, 2; Nissen, H. Z., XLVI, стр. 66.
22. App., B. C., II, 27, Velleius, II, 48.
23. Ход событий доказывает, что пропаганда Куриона была непосредственным мотивом разрыва между Цезарем и Помпеем, и это подтверждается ясным указанием Диона (XL, 63).
24. App., B. C., II, 28.
25. Plut., Pomp., 57.
26. App., B. C. II, 28.
27. App., B. C. II, 29.
28. Nissen, H. Z., XLVI, стр. 69; Lange, R. A., III, 388.
29. Hirtius, B. G., VIII, 54; App., B. C., II, 29; Dio, XL, 65 (дата неточная); Plut., Pomp., 56; Plut., Caes., 29.
30. Cicero, A., VI, 1, 8; VI, 2, 9.
31. Mommsen, P. R., I, 307 сл.
32. Cicero, A., VI, 2, 4. См. Mommsen, P. R., I, 328.
33. Cicero, F., III, 7, 2; III, 8, 2; Ср. Cicero, A., V, 21, 7.
34. Cicero, A., V, 21, 7.
35. См. Cicero, A., V, 16, 2.
36. Cicero, F., II, 11, 2.
37. Id., A., V, 13, 2.
38. Id., Vi, I, 13.
39. Id., VI, 3, 9.
40. Id., F., VIII, 9, 4.
41. Cicero, A., VI, 2, 5; Plut., Cic., 36.
42. Id., V, 21, 10; VI, 1, 6.
43. Id., VI, 1, 3.
44. Cicero, A., VI, 2, 7.
45. Id., VI, 1, 3.
46. Id., V, 21, 11.
47. Cicero, A., V, 21, 7; VI, 1, 20; VI, 2, 5; F., XV, 4, 2; Plut., Cic., 36.
48. Cicero, A., VI, 1, 16.
49. Все подробности этой интриги переданы Цицероном, A., V, 21; VI, 1; VI, 2.
50. Cicero, F., II, 17, 4.
51. Cicero, F., XIII, 26.
52. Cicero, F., V, 20, 2.
53. Мне кажется, что таким образом можно объяснить темное место Цицерона, F., V, 20, 3.
54. Cicero, F., II, 17, 4.
55. См. по поводу управления Цицерона справедливые ответы Шмидта (B. W. C., 5 сл.) на критику Друманна, Тирреля и Пурсера (Tyrrel and Purser. Corespondense of Cicero, Dublin, 1879-1901).
56. Cicero, F., II, 7, 4; II, 11, 1; A., VI, 3, 2.
57. Cicero, F., II, 16, 5.
58. Id., F., II, 8, 1; VIII, 1, 1.
<<
«De Bello Callico» и «De Republica»
<<
Содержание
>>
Initium tumultus
>>