След в Истории

Гульельмо Ферреро.

Юлий Цезарь

<<

Первый год пребывания Цезаря в Галлии

<<

     Содержание     

>>

Демократический империализм Цезаря

>>

Присоединение Галлии

Экспедиция против белгов. — Отступление белгов. — Их покорение. — Дезорганизация демократической партии. — Присоединение Галлии. — Цезарь как «роковой человек». — Птолемей и римские банкиры. — Египетский вопрос. — Луккское соглашение.



Голод в Риме

     Положение в Риме стало критическим. Голод, начавшийся зимой 58-57 года, увеличивал беспорядок. Огромные покупки, произведенные Клодием в предшествующий год, и его безумные раздачи, вероятно, были причиной этого голода вместе с внутренними беспорядками, устрашавшими купцов и парализовавшими магистратов. По крайней мере враги прежнего трибуна, желавшие отнять у него заведование продовольствием города, делали его ответственным за него1.


Военные планы галльских националистов

     Но хотя затруднения возрастали, Цезарь не мог так следить за италийскими делами, как он хотел бы. Он должен был тотчас возвратиться в Галлию, откуда Лабиен присылал ему малоуспокоительные известия. Победы над Ариовистом было недостаточно, чтобы загладить ошибку, которую сделал Цезарь, начав войну с гельветами; и последствия этой ошибки давали себя чувствовать. Национальная партия, ненавидевшая Цезаря, не доверяла неоднократно дававшимся им уверениям в его уважении к галльской свободе и готовила новую войну. План был тот же самый, что и план войны с Ариовистом. Дело шло о том, чтобы поднять против Цезаря и Рима другой варварский и воинственный народ, подобный гельветам. Это были белги, т. е. все смешанное население из кельтов и германцев, жившее между Рейном, Шельдой, Сеной и океаном.


Цезарь решается напасть на белгов

     Когда Лабиен извещал Цезаря, план этой войны, без сомнения, едва был намечен; но угроза, хотя и отдаленная, все же должна была сильно заботить проконсула, доказывая ему, что если он не хочет отвести свои легионы назад в Нарбоннскую Галлию и отказаться от вмешательства в галльские дела, то ему придется выдержать новую борьбу. С другой стороны, умеренное впечатление, произведенное в Риме его победой над Ариовистом, побуждало его предпринять какое-либо предприятие более важное, о котором заговорили бы. Поэтому Цезарь решил оставить Помпея, Красса, Клодия и Цицерона разбираться между собой и еще зимой возвратился в Галлию, чтобы приготовить там грозный удар, который бы поразил Галлию и Италию, подобно ударам Лукулла на Востоке. Он решил предупредить нападение белгов, напав на них сам, и, прежде чем они закончат свои приготовления, перенести войну на их территорию. Страна была отдалена, Цезарь ее совершенно не знал2; враг считался очень страшным по причине его силы, которая была хорошо известна в Южной Галлии, и его многочисленности, которой никто точно не знал, но которую считали очень большой.

     Дело шло, следовательно, весьма вероятно, об очень серьезной войне. Но Цезарь не колебался. Ему было слишком необходимо блестящими успехами утвердить свое влияние в Италии.


Цезарь выступает против белгов

     Предупрежденный, однако, опасностями, испытанными в предшествующий год в войне против Ариовиста, он на этот раз хотел быть благоразумным и лучше приготовиться. Не будучи в состоянии точно сосчитать силы своих врагов, Цезарь начал с увеличения своих легионов. Он послан агентов в Африку, на Крит, на Балеарские острова для набора там стрелков и пращников. В Цизальпинской Галлии он набрал два новых легиона, отправил их в Галлию под начальством Квинта Педия и скоро последовал за ними, присоединившись к армии в теперешнем Франш-Конте. Отсюда, тщательно позаботившись о своем продовольствии, он в пятнадцать дней быстрым маршем дошел до неприятельской территории и своим внезапным появлением привел ремов к покорности. Этот первый успех был очень важен, потому что ремы могли дать ему более точные указания о силах врагов. Ответы на его расспросы были малоуспокоительны. По указаниям ремов, белги могли выставить 350 000 человек. Цезарь не имел средств проверить их правдивость или определить, насколько искренни были ремы, уверяя его в своей дружбе. Во всяком случае, точны были эти указания или нет, приходилось быть осторожным. Поэтому он приказал ремам дать ему заложников и убедить эдуев вторгнуться в область белловаков, самого могущественного из бельгийских народов, чтобы отвлечь их от коалиции, в то время как сам он построил на Аксоне (сов. Aisne) сильное укрепление у моста, где поместил шесть когорт под начальством Квинта Титурия Сабина и расположил лагерь на правом берегу реки. В этой сильно укрепленной позиции он ожидал со своими восемью легионами приближающихся белгов. Когда белги приблизились, Цезарь не тотчас предложил им сражение; он хотел раньше изучить врага и его способ сражения и тщательно приготовить поле для битвы, приказав вырыть и укрепить два больших рва в 400 футов длиной, посреди которых построил свою армию, защитив ее таким образом от атак с флангов. Дивикон научил его быть осторожным. Но это были бесполезные работы. Враги не были достаточно наивны для того, чтобы войти между двух рвов, атакуя легионы с фронта; и всякий день они строились в боевой порядок по ту сторону маленького болота, подобно римлянам, ожидая нападения.


Распадение коалиции белгов

     Таким образом прошло много дней без всяких решительных действий, как вдруг Цезарь узнал от Титурия, что белги, перейдя реку вброд несколько ниже лагеря, пытаются обойти позицию, чтобы отрезать сообщение Цезаря с Галлией. Цезарь поспешно выступил с кавалерией, стрелками, пращниками, перешел мост и пришел в тот момент, когда враги начали переходить вброд; он тотчас же напал на них в русле реки. Схватка была непродолжительной; белги отступили после слабого сопротивления. Изумленный этим отступлением, которое, по его мнению, не оправдывалось понесенными врагом потерями, и опасаясь военной хитрости, Цезарь приказал весь день наблюдать за берегами реки; но вечером, когда он начал успокаиваться, видя, что все спокойно, он получил известие еще более удивительное, чем дневные события: вся армия белгов начала отступление. Возможно ли было это после одной только стычки? Охваченный недоверием, Цезарь всю ночь продержал свою армию в лагере. Только на следующий день, получив подтверждение известия, он послал по следам врагов три легиона под начальством Лабиена и кавалерию под начальством Квинта Педия и Луция Аврункулея Котты. Он скоро узнал причину отступления, окончившего после короткой аванпостной стычки эту войну, которую он считал страшной. Белловаки, узнав несколько дней тому назад, что эдуи вторглись на их территорию, пожелали возвратиться для защиты своих очагов; они еще согласились прежде своего ухода попытаться произвести атаку, но, когда она была отбита, а в съестных припасах стал чувствоваться недостаток, они ушли, увлекая за собой и все другие племена. Каждое племя возвратилось в свою страну; великая коалиция распалась.


Сражение с нервиями

     Цезарь понял, что, быстро использовав этот момент, он может легко покорить все эти народы один за другим. Тотчас, не выжидая более, он проник на территорию суессеонов, захватил их в тот момент, когда они только что возвратились из своей экспедиции, и легко принудил их к покорности. Потом он так же счастливо захватил амбианов и с еще большей быстротой и смелостью устремился на территорию нервиев. Последние были самыми воинственными и дикими из всех белгов; дикими до такой степени, что изгоняли из своей полупустынной страны всех иностранных купцов из Греции и Италии, привозивших им на продажу вино, этот коварный напиток, обессиливавший душу и ослаблявший тело. Хитрые и смелые нервии, соединившись с атребатами и виромандуями, однажды вечером захватили врасплох в лесу римскую армию, располагавшую построить на ночь лагерь. Битва была ужасна. Цезарь сам принужден был сражаться как простой солдат, и если бы римские воины не приобрели в два предшествовавших года такой военной опытности, что были в состоянии сражаться одни, не ожидая приказа офицеров, то вся армия была бы уничтожена. Когда нервии сдались, под оружием остались только адуатуки. Они, узнав о поражении нервиев, сожгли свои деревни и укрылись в крепости, расположенной, как думают, на том месте, где теперь находится Намюр. Цезарь осадил ее и, когда спустя несколько дней ему предложили сдать город, он принял предложение при обычном условии выдачи оружия. Целый день осажденные выносили за ограду и бросали во рвы оружие, но при наступлении ночи они взяли другое, заранее спрятанное, и напали на римлян. Атака была отражена, город взят, и все осажденные, которых, по известию Цезаря, было до 53 000, были проданы в рабство следовавшим за армией купцам3.


Действие этих побед на Галлию

     Этими победами, одержанными над столькими варварскими и внушавшими страх народами, Цезарь поразил удивлением всю Галлию, принудил ее признать римское господство и взял огромную добычу. Кроме проданных пленников, ему удалось найти у этих варваров значительное количество драгоценных металлов. Но имели ли эти победы такой же громкий отголосок в Италии, как в Галлии? Этот вопрос в данный момент всего более интересовал Цезаря.


Милон и Клодий

     Известия, приходившие из Рима, заставляли бояться катастрофы демократического правительства. Цицерон возвратился, принятый всей Италией с явным энтузиазмом; но закон Клодия был отменен только тогда, когда Помпей нашел между народными трибунами 57 года человека, способного не отступать перед страшным демагогом. Это был некто Тит Аннин Милон4, знатный честолюбец, запутавшийся в долгах, безрассудный и наглый, подобно Клодию. Под защитой трибунской неприкосновенности и соблазненный обещанием консульства, Милон набрал банду гладиаторов и сикариев5, благодаря которой посреди кровавых свалок Помпей мог провести 4 августа6 закон, возвращавший Цицерона и приказывавший дать ему вознаграждение за его убытки.


Новое назначение Помпея

     Но мир еще не возвратился в Республику. Консервативная партия и Помпей вступили в согласие, чтобы, пользуясь голодом, устранить Клодия от влияния на продовольственное дело. Цицерон добился от Сената закона, дававшего Помпею на пять лет высший надзор за всеми портами и всеми рынками Империи с правом назначить пятнадцать легатов для продовольствования Рима хлебом7. Но эта мера снова вызвала бурю, на мгновение утихнувшую после возвращения Цицерона. Клодий из мести попытался возмутить народ против Помпея, распространив слух, что это он создал голод, чтобы заставить назначить себя царем Рима. Он выставил свою кандидатуру в эдилы на следующий год и старался при помощи дружественных трибунов воспрепятствовать тому, чтобы Цицерон был вознагражден за разрушение своего дома8. Наконец, при выборах на 56 год он приобрел помощь консерваторов, доставив им при помощи своих банд все преторские места и оба консульских9.


Помпей и Птолемей

     Союз между демагогом и консерваторами был заключен официально, и Помпей был этим так обеспокоен, что, страшась успехов поддерживаемого консерваторами Клодия, по соглашению с Милоном отложил выборы эдилов10. Как будто бы недостаточно было этих затруднений: в Рим прибыл Птолемей Авлет, изгнанный из Египта народной революцией. Он заявил своим кредиторам, что если они хотят получить свои деньги, то должны помочь ему снова приобрести свое царство. Помпей, желавший хорошо выполнить свою продовольственную миссию, был в дружбе с царем, владельцем самой плодородной житницы Средиземного моря.

     Он принял его в свой дворец и старался прийти к нему на помощь; но ни Сенат, ни общество не интересовались судьбой царя11. В сущности, если консервативная партия была слаба и стара, то народная партия, несмотря на свою энергию, рисковала истощиться в несколько лет, ибо, за исключением нескольких замечательных вождей, состояла из авантюристов, воров, насильников и безумцев.

     Рано или поздно консервативная партия, бывшая более богатой и насчитывавшая в своих рядах очень большое число уважаемых лиц, вернулась бы к власти, уничтожила бы lex Julia и отомстила бы триумвирам, а особенно Цезарю.


Мысль о присоединении Галлии

     Нужно было поэтому, чтобы Цезарь, находясь в Галлии, каким-нибудь смелым ударом остановил это быстрое разложение. Положение было критическим, потому что гибель его партии могла произойти каждую минуту. И тогда посреди затруднений, окружавших его, по-видимому, со всех сторон, этот уклончивый и гениальный человек, полный веры в себя, задумал такую безрассудную вещь, которая, как безумие, должна была испугать сторонников традиционной римской политики. Он хотел быть для Галлии тем же, чем Лукулл был для Понта (обл. в М. Азии), а Помпей — для Сирии: объявить ее вплоть до Рейна римской провинцией. Рим не видал еще подобной смелости. Галлия была в два раза больше Италии: в ней было много государств, могущественная знать, влиятельные жрецы, свои собственные нравы и традиции; она имела по крайней мере, как теперь думают, население от 4 до 5 миллионов жителей12, которое не было истощено и ослаблено, подобно восточным народам; часть его даже жила исключительно войной.


Задача протектората

     Подчинить римскому владычеству в один день столько народов, изменить политические и национальные основы их существования — это было огромное предприятие. Даже не разделяя беспокойства робких дипломатов, не желавших ни завоевать Египет, ни принять его в дар, серьезные люди могли спросить себя, не превышает ли эта задача силы Республики. Но слишком много мотивов побуждало Цезаря усвоить отважные и дерзкие методы новой империалистической школы Лукулла. Он, без сомнения, думал, что после войны с гельветами национальная партия слишком ненавидит его, чтобы принять, пока он останется в Галлии, тот протекторат, который самая умеренная партия в Риме после победы Цезаря рассматривала как справедливый и необходимый, и от которого он сам никоим образом не мог отказаться. Эта партия, напротив, воспользовалась бы полунезависимостью нации, чтобы возбуждать мятежи и создавать затруднения Риму, который мог бы выйти из них или полным отступлением или присоединением страны. Такова, впрочем, история всех протекторатов, и рано или поздно это должно было случиться и в Галлии, где национальное сопротивление было так сильно. Из благоразумия можно было ускорить то, что казалось неизбежным, воспользовавшись впечатлением, произведенным победой над белгами.


Положение дел в Италии

     С точки зрения италийской политики мотивы присоединения были еще более настоятельны. Цезарь понимал, что он сделается господином положения в Италии и спасет свою партию, только нанеся удар, который изумил бы всех. Победы над белгами было еще недостаточно, как и победы над Ариовистом. Нужно было быть в состоянии возвестить нечто большее: именно, что древние страшные враги Рима после двух лет тяжелых войн покорены; что завоевание кельтских стран, начатое первым великим человеком римской демократии, Каем Фламинием, окончено через полтора столетия Гаем Юлием Цезарем; что Империя приобрела новую многолюдную, богатую и плодородную территорию, столь же обширную, как провинции, завоеванные на Востоке Лукуллом и Помпеем. Правда, это завоевание в большей части было еще воображаемым. Ни Аквитания (область между Пиренеями и Гаронной), ни свободная часть Южной Галлии до сих пор еще не видали ни римского солдата, ни римского магистрата. Масса народов Центральной и Западной Галлии была еще не покорена, масса покорилась только по внешности; много других, и между ними самые богатые и самые могущественные: секваны, эдуи, лингоны, — дружественно принимали римского полководца только в качестве могущественного союзника, не высказывая никакого расположения принять римское владычество. Но в Риме непосредственный успех, даже полученный средствами, полными отдаленных опасностей, был высшим законом для партий. И, раз запутавшись в этой борьбе, где партии принуждены были морочить публику грубым шарлатанством, Цезарь, бывший самым умным из всех, пришел к мысли о самом безрассудном из этих средств, самом великом из этих шарлатанств.


Объявление аннексии

     Чтобы немного скрасить дело, он послал Публия Красса с одним легионом в Западную Галлию принять там формальную покорность мелких народов, живших между Сеной и Луарой. Он отправил Сервия Сульпиция Гальба с одним легионом в Верхний Валлис к Большому Сен-Готарду, чтобы покорить народы, которые заставляли платить слишком высокие таможенные пошлины, и открыть италийским купцам новый завоеванный им рынок. Оставив другие легионы зимовать в областях карнутов, андов и туронов, сам он возвратился в Цизальпинскую Галлию, приказав всюду возвещать великую новость: Сенат может назначить десять комиссаров для организации нового завоевания в римскую провинцию. Он думал, что захваченная таким образом врасплох Галлия останется спокойной по крайней мере до весны, а зимой, когда вся Италия будет радоваться присоединению огромной страны, у него будет время для реорганизации своей партии.


Цезарь как создатель современной Европы

     Таким образом, римское завоевание Галлии было по первоначальному плану Цезаря частью результатом невольной ошибки, войны против гельветов, принудившей его идти далее, чем он сначала желал, частью избирательным маневром, предпринятым с целью в известный момент произвести впечатление на Сенат, политиков и избирателей Италии, а частью роковым и невольным следствием той демократической революции, которую Цезарь совершил во время своего консульства. Однако в этот момент он думал только нанести удар римской консервативной партии. Он был действительно «роковым человеком» европейской истории, бессознательным орудием, которым пользовалась судьба для огромного дела. Своим объявлением об аннексии он бессознательно начинал страшную и кровавую борьбу, окончившуюся падением или истреблением старой галльской аристократии. А с уничтожением этой знати, хранительницы древних кельтских традиций, исчезли и эти традиции. Новые классы, ставшие на место знати, приняли греко-латинскую цивилизацию, через Галлию проникшую внутрь европейского континента13.


Энтузиазм в Италии

     Но тогда Цезарь не имел другой мысли, как снова завоевать в Риме почву, потерянную по вине его сторонников. И это вполне ему удалось14. Завоевание Галлии произвело, как он и предвидел, глубокое впечатление во всей Италии. Народ, средний класс, всадники, ученые, державшаяся обычно, в стороне от политической борьбы буржуазия, одним словом, все — возгордились таким завоеванием, думая, что оно принесет такие же прекрасные плоды, как восточные войны, и были охвачены одним из тех кратких, но сильных приступов энтузиазма, которые периодически волнуют массы. Римский народ послал депутацию из сенаторов к Цезарю в Цизальпинскую Галлию для поздравления15. Много политиков, начавших в прошлом году сурово осуждать Цезаря и его поведение, сделались его поклонниками и поспешили разыскать его в Провинции16. Сенат, уступая общественному мнению, постановил молебствие в пятнадцать дней, самое длинное из всех молебствий, постановленных до тех пор17. Возбуждение, стоящее во всех великих вопросах впереди разума, здравого смысла и мудрости, опьяняло зимой 57-56 года легковерную Италию. Очень немногие сомневались, что Галлия действительно завоевана.


Жизнь и характер Цезаря в Галлии

     Цезарь сумел сейчас же использовать этот энтузиазм. В двух веденных им войнах он очень много находился на открытом воздухе, много занимался физическими упражнениями и принужден был вести умеренную лагерную жизнь. Он заметил, что его нежное сложение сопротивляется этим грубым усилиям лучше, чем он прежде думал18, что эти тяжелые труды для пего полезнее удовольствий, праздников и тревог политической жизни в Риме. Кажется, что эпилепсия, мучившая его во время его управления Испанией, в эти годы уменьшилась19. Он открыл в себе качество, даже у выдающихся людей являющееся уделом немногих: легкое и интенсивное увеличение силы духа при работе, божественную живость в мысли и в деле; страсть распространять свою энергию на все более обширное пространство проектов и дел, благодаря которым телесные и душевные силы, ясность и быстрота ума, гибкость и плодовитость воображения увеличиваются по мере того, как совершенное дело принимает все большие размеры. Таким образом, вернувшись после тяжелой кампании в Бельгии в Цизальпинскую Галлию, он не отдыхал, а разъезжал по провинции, производил суд, созывал собрания знати, путешествовал день и ночь, выслушивал комиссии, заботился о жалобах, разбирал процессы, принимал приглашения, получал донесения от своих генералов из Галлии; заказывал италийским купцам оружие, лошадей и одежды; набирал солдат; всякий день получал из Рима обширную корреспонденцию; диктовал большое число ответов; читал литературные новости и хронику общественных и частных римских событий; принимал бесконечное множество почитателей, попрошаек и друзей, являвшихся к нему из Рима20. Бодрость, рождавшаяся от сознания собственной силы, слава, которую доставила ему блестящая победа над белгами, успех присоединения Галлии возбуждали его пыл и отвагу.


Скандал с египетским посольством

     Посреди стольких дел Цезарь главное внимание обращал на восстановление того триумвирата, который он основал в 59 году и который в последние месяцы 57 года и в первые месяцы 56 года шел к гибели, особенно благодаря египетскому скандалу. Кредиторы Птолемея, главным образом богатый банкир Кай Рабирий Постум, снова дали царю, деньги21 и с помощью интриг добились того, что консулу Лентулу было поручено восстановить его на престоле при помощи киликийской армии22. Но консервативная партия, всегда противившаяся египетскому предприятию, заставила, конечно, благодаря долгим интригам, найти в Сивиллиных книгах ответ, по которому, если египетский царь попросит о помощи, ему следует помочь, но без посылки армии. Так как большинство сенаторов не смело открыто противиться такому популярному суеверию, как сивиллины оракулы, то декрет, поручавший Лентулу восстановить Птолемея, был снова подвергнут обсуждению. Со всеми этими противоречиями дело принимало комический оборот. Но скоро оно сделалось и трагическим. С некоторого времени узнали, что из Александрии в Рим отправляется посольство из ста знатных лиц с целью представить обвинения против Птолемея и объяснить Сенату истинное положение дел. Но напрасно неделю за неделей ожидали послов. Это замедление сперва объясняли разными причинами, но скоро в Риме распространился поразительный слух. Говорили, что Птолемей приказал убить послов одного за другим на дорогах Италии и что сикарии получали свою плату в доме Помпея. Консервативная партия энергично протестовала. Фавоний требовал расследования, обещал привести главу посольства, некоего Диона, избегнувшего опасности и жившего в Риме в доме Лукцея. Но раньше чем он это сделал, Дион, в свою очередь, исчез, и стали говорить, что и он убит23. Посреди этого скандала народную партию постигли и другие неудачи. Общественная казна была пуста24.


Новая ссора Красса и Помпея

     Катон возвращался с сокровищами и рабами кипрского царя; и старая ссора между Крассом и Помпеем начиналась снова. Красс, все еще желавший быть посланным в Египет, тайно работал против Помпея; а Помпей, скучающий и утомленный, не показывался более в Сенате и обвинял Красса, что тот подкупает Клодия убить его25. Наконец, после долгих обсуждений Сенат в начале января 56 года решил, что Птолемей будет восстановлен на царство римским магистратом без армии. Красс хотел получить это поручение; Лентул также; что касается Помпея, то он ничего не делал и не говорил явно, но за него работали его друзья.


Процесс Милона

     Борьба возобновилась. Без всякого решения прошло время до 15 января, и заседания Сената были прерваны, чтобы произвести выборы эдилов, отложенные до этого времени. На этот раз Клодий с помощью консерваторов одержал победу и над Ватинием и немедленно после выборов имел смелость обвинить Милона, протеже Помпея, в насилии. Этот процесс превзошел все, что видели в Риме в этом роде. Помпей выступил в защиту Милона, но, как только он поднялся, банда Клодия начала свистать и кричать, и в течение всей речи были слышны только крики, вопли и оскорбления. Никто ничего не слыхал. Когда он кончил, начал говорить Клодий; но тогда сторонники Помпея устроили ему подобный же прием; и в продолжение двух часов на него лился целый дождь самых страшных обвинений в стихах и в прозе. Смятение сделалось ужасным; но внезапно в момент затишья Клодий встал и закричал в сторону своих сторонников: «Кто морит вас голодом?». И его банда хором ответила: «Помпей, Помпей!». Клодий продолжал: «Кто хотел бы отправиться в Египет?». Опять получился ответ: «Помпей, Помпей!» — «Кого следует послать? — «Красса»26. Дело пришлось прервать; и Помпей возвратился домой взбешенный и раздраженный, Милон был оправдан; но Секст Клодий, клиент Клодия, которого Милон обвинял в насилии, также был оправдан, потому что все сенаторы, заседавшие в суде, голосовали за него27.


Аграрный закон Цезаря в Сенате

     С этих пор консерваторы открыто стали покровительствовать Клодию, лишь бы ниспровергнуть триумвират. Они сделались так смелы, что, когда несколько времени спустя в Сенате обсуждался вопрос о сорока миллионах сестерциев, необходимых для покупки хлеба, многие сенаторы жаловались в резких выражениях («Можно было подумать, — говорит Цицерон, что находишься на народной сходке»), что аграрный закон Цезаря угрожает отнять у государства доход с Кампанской области (на западе Италии). По счастью, закон еще не был приведен в исполнение; и они спрашивали, нельзя ли его отменить28. Цицерон предложил обсудить этот вопрос 15 мая29. Триумвирам поэтому нельзя было терять времени. Красс поехал к Цезарю в Равенну, а Помпей отправился в Сардинию и Африку за хлебом30. Цезарь назначил им обоим свидание в Лукке (город в Центральной Италии). Он уже думал о новой отважной политике, которая должна была спасти от угрожающего распадения триумвират и демократическую партию, и торопился предложить ее на обсуждение своих коллег.


Примечания

1. Cicero, Pro domo, X, 25.
2. Сам Цезарь признается в этом, B. G., II, 4.
3. Caesar, B. G., II, 33.
4. См. Drumann G. R., 12, 31 сл.
5. Dio, XXXIX, 8; App., B. C., II, 16.
6. Cicero, A., IV, 1, 4.
7. Cicero, ibid., IV, 1, 6; Plut., Pomp., 49; Dio, XXXIX, 9.
8. Lange R. A., III, 309-310.
9. Lange R. A., III, 308.
10. Lange R. A., III, 309.
11. Dio, XXXIX, 12; Plut., Cato Ut., 35; Cicero, Pro Rab. Post. II, 4; Lange, R. A., III. 311.
12. Beloch, Die Bevolkerung Galliens zur Zeit Caesars в Rheinisch. Museum, LIV, стр. 414 сл.
13. Конец 57 года — очень важный момент в галльской войне, что ускользало от внимания всех историков (даже Julliana, Verc., 77). В этот момент после окончания кампании против белгов Цезарь объявил в Риме умиротворение всей Галлии, потом, оставив неопределенную политику, которой следовал до сих пор, возвестил об ее присоединении. Другими словами, Галлия сделалась римской провинцией в конце 57 года. Это доказывают нам большие празднества, данные в то время и имеющие большое значение, ибо в конце 58 года ни народ, ни магистраты, напротив, не произвели никакой манифестации. См. Dio, XXXIX, 5 и 25; Oros., VI, 8, 6; Caesar, B. G., II, 35, но особенно речь Цицерона, De provinciis consularibus, очень важный современный документ, на который историки не обращали достаточного внимания. См. особенно главы VIII, XIII, XIV: una atque altera aestas (лето 58 года и 57, потому речь произнесена весной 56 года) Vel metu, . vel spe, vel pcena, vel praemiis, vel armis, vel legibus protest totam Gallium sempiternis vinculis adstringere (XIV, 34). Предположение, что Цезарь был побужден провозгласить аннексию ввиду положения своей партии в Риме, делает вероятным многие аналогии, приводимые историками, и оно подтверждается свиданием в Луке и его результатами. Тот факт, что Цезарь, B. G., II, 35, скрывает, так сказать, в одной короткой фразе самый важный момент своей жизни, вместо того, чтобы разрушить это предположение, делает его только более вероятным. Мы увидим, что Цезарь написал свои «Комментарии», чтобы оправдаться от обвинений консерваторов по поводу своего управления; а так как присоединение было сделано слишком поспешно, раньше чем страна была еще завоевана, и возбудило многолетнюю войну за независимость, за которую возлагали на него ответственность, то ему нужно было постараться возможно лучше скрыть эту преждевременность, бывшую политическим подлогом и источником всех последующих войн.
14. Dio, ХХХХ1Х, 25,
15. 1 Id.
16. App., B. C., II, 17.
17. Caesar, B. G., II, 35; Plut., Caes., 21.
18. Plut., Caes., 17; Sueton., Caes., 57.
19. По крайней мере это, по-видимому, говорит Плутарх в лаконической 17-й главе биографии Цезаря.
20. См. Plut., Caes., 17.
21. Cicero, In. Rab. Post., III, 6; Cicero, F., 1, 1, 1.
22. Cicero, In Ris., XXI, 50; In Rab. Post., III, 6; Dio, XXXIX, 12.
23. 1 Dio, XXXIX, 13-14.
24. Cicero, Ad Qu., II, V, 1.
25. Id., III, 3-4.
26. Cicero, Ad Qu., II, III, 2
27. Id., VI, 6.
28. Cicero., Ad Qu., II, V, 1.
29. Id., F. 1, IX, 8. Это является новым доказательством, что аграрный закон не был еще приведен в исполнение. Если бы кампанские поля были уже распределены, то это обсуждение было бы невозможно.
30. Id., 9.

 

<<

Первый год пребывания Цезаря в Галлии

<<

     Содержание     

>>

Демократический империализм Цезаря

>>