След в Истории

Гульельмо Ферреро.

Юлий Цезарь

<<

Завоевание Британии

<<

Содержание

>>

Великий кризис демократического империализма. Возмущение Галлии

>>

Вторжение
в Парфию

Галльское общество. — Военный упадок Галлии. — Недовольство Галлии римским владычеством. — Начало восстания 53 года. — План войны Красса. — Поход парфян на Сирию. — Красс вступает в Месопотамию. — Отступление парфян. — Битва при Каррах, — Отступление к Каррам. — Оставление Карр. — Смерть Красса. — Консулы 53 года. — Истребление эбуронов. — Анархия в Риме. — Смерть и похороны Клодия.

Предосторожности Цезаря

     К крупному беспорядку в Риме скоро присоединились крупные внешние опасности. В Галлии за убийство Тасгетия последовало возмущение против Каварина, царя, данного Цезарем сенонам. Когда часть его подданных во главе с Акконом угрожала потребовать его на суд, римский ставленник нашел более безопасным бежать. Восстание эбуронов дало сигнал другим мелким вспышкам в разных частях страны. Цезарь не только отказался от поездки этой зимой в Цизальпинскую Галлию, но решил увеличить свою армию, заместив пятнадцать уничтоженных Амбиоригом когорт тридцатью новыми когортами, набранными частью им самим в Цизальпинской Галлии, частью уступленными ему Помпеем, который набрал их в этой же области¹. Предосторожность оказалась нелишней.

Деятельность Цезаря в Галлии

     В Галлии готовилось нечто более опасное, чем все то, что Цезарь мог вообразить себе в самых мрачных предчувствиях: готов был разразиться страшный взрыв революционных сил, скапливавшихся уже полстолетия в галльском обществе. Вся многолетняя деятельность Цезаря, даже его усилия для утверждения в Галлии порядка и мира, только ускорили этот взрыв.

Галлия во времена Цезаря

     События привели Цезаря в Галлию в тот момент, когда кельтская нация переживала тяжелый и решительный кризис, аналогичный кризису, испытанному Италией после Гракхов и имевшему те же причины: пренебрежение древними кельтскими нравами, усвоение иностранных идей и обычаев, увеличение стоимости жизни и падение старых классов. Уже более полстолетия греко-латинская цивилизация проникала к галльским народам, исключая только самые варварские: белгов и гельветов. Она вносила много нового, от алфавита до вина и артистической чеканки монеты². В то же время старая землевладельческая аристократия входила в долги и исчезала, а та плутократия, обогатившаяся ростовщичеством, войной и откупами общественных податей, которую Цезарь старался сделать поддержкой римского правительства, возрастала в силе и значении. Национальная религия, друидизм, падала и теряла свое влияние на массы. Концентрация собственности и войны разорили многих галлов, и большинство из них превратились в тех разбойников perditi homines et latrones, — о которых так часто говорит Цезарь. Иные занялись торговлей с разными народами Галлии или с германцами и римлянами³; другие поселились в городах и образовали ядро ремесленного класса. Среди мелких сельских поселков, покрывавших всю Галлию, возник ряд городов, как-то: Аварик (совр. Bourges — Бурж), Герговия (совр. Clermont-Ferrand — Клермон-Ферран), Бибракте (совр. Autun — Отен), начавших привлекать население и богатство. Торговля рабами с Италией процветала. Некоторые ремесла, например, керамика, приготовление вещей из золота, серебра и железа, прядение, приготовление ветчины, делали успехи⁴. Рабочий класс делался в городах и деревнях многочисленнее, но нуждался в покровительстве и капиталах⁵; он входил в долги у могущественных плутократов и поступал в их политическую клиентелу.

Галльские капиталисты

     Галлия в общем была добычей затруднительного положения и беспорядка, возникающих во всех обществах при изменении состояний, идей и нравов. Все классы были разделены и недовольны. Общественное мнение, капризное и легко возбудимое, не имело более ни руководителя, ни правил. Традиции выходили из употребления; и если знать, древний правящий класс, находилась в упадке, то новая мятежная плутократия не могла, несмотря на свои деньги и интриги, ни заставить функционировать древние учреждения, ни создать новые.

     Таким образом, военный и политический упадок Галлии усиливался. Почти повсюду правительство состояло из собрания аристократии, т. е. богатых собственников, отличившихся на войне, а армия образовывалась из тех же самых знатных, каждый из которых командовал небольшим отрядом сограждан и клиентов. По мере исчезновения знати и перехода земельной собственности в руки небольшой плутократии последняя своими клиентами смущала старое равновесие республиканской свободы и наводняла ими галльскую армию, с этих пор состоящую уже из служителей, — людей, за пищу и кое-какие подачки обрабатывавших их землю и служивших им в их обширных жилищах, помещавшихся почти всегда поодиночке на берегу реки или посредине леса, и отрядов кавалерии, которые они содержали на свой счет, увеличивая этим свое могущество как в военное, так и в мирное время.

Галльская армия

     Цезарь уже давно отдавал себе отчет в том, что галльское войско уже не было более тем, чем раньше⁶. Армия, прошедшая через тот же кризис, что и общество, среди которого она набиралась, и составленная из слуг нескольких честолюбивых богачей, завидовавших друг другу, не могла быть хорошей. Однако военное превосходство нисколько не давало римлянам серьезной гарантии мира. Несмотря на постоянные войны, язык, традиции, религия были общими у всех галльских народов; национальное чувство было очень живо, и иностранное вторжение, естественно, только раздражало его.

Цезарь и две партии

     Эта опасность была велика и сама по себе, но она еще увеличивалась благодаря общему недовольству всех классов против Рима и необходимости, вынуждавшей Цезаря неоднократно затрагивать интересы партий или классов. Разоренная постоянными войнами и угрожаемая домогательствами низших классов аристократия, может быть, приняла бы римский протекторат, надеясь с помощью Цезаря установить порядок и положить конец этому периоду волнений и недовольства. Но этот протекторат никогда не мог искренно быть принят маленькой олигархией крупных собственников и капиталистов, которых их богатство, бесчисленная толпа их клиентов и расположение народа делали гордыми и честолюбивыми врагами порядка. Своей политикой, благосклонной для честолюбия последних, Цезарь отдалил от себя республиканскую аристократию, не привязав к себе прочно плутократическую олигархию.

Потери Галлии

     Недовольство еще увеличивалось благодаря потерям, причиненным иностранным владычеством. Галлия была принуждена платить денежную контрибуцию, доставлять большую часть необходимых для римской армии вещей, давать военные контингенты для войн, задуманных Цезарем и часто непопулярных. Она должна была также переносить разорения, причиненные грубой солдатчиной, и расходы, необходимые, чтобы оказывать гостеприимство высшим офицерам при их объездах. Уже много галльских городов видели в большом числе тех италийских negociatores, которые следовали за римской армией и, как можно себе представить, не довольствовались покупкой добычи, а, подобно хищным птицам, бросались на страну и соперничали с несколькими крупными туземными капиталистами.

Собрание в Самаробриве

     При приближении весны отовсюду стали приходить тревожные известия. Нервии, адуатуки, менании взялись за оружие. Сеноны отказались доставлять военные контингенты и были готовы вступить в соглашение с карнутами. Амбиориг пытался снова возжечь войну, и, по-видимому, были сделаны попытки вступить в переговоры с Ариовистом, чтобы получить его помощь против общего врага. Обеспокоенный и раздраженный Цезарь не дождался даже весны и, чтобы устрашить всех мятежников, с четырьмя легионами произвел внезапное вторжение в область нервиев. Оттуда он увел огромное количество скота и много пленных, которых распределил своим солдатам⁷. Затем в марте он созвал в Самаробриве (современный Amiens — Амьен) собрание галльских народов. Но там он не нашел представителей ни тревиров, ни сенонов, ни карнутов. Раздраженный и желая терроризировать страну, он немедленно распустил собрание, приказал собраться в новый срок Лютеции, в области паризиев, граничившей с областью сенонов, и в тот же самый день ускоренным маршем направился в мятежные области. Испуганные внезапным нападением, сеноны просили прощения и получили его при условии дать заложников. Карнуты не замедлили последовать их примеру.

Преследование Амбиорига

     Желая наконец покончить с Амбиоригом, Цезарь отослал к Лабиену, зимовавшему на территории тревиров, весь багаж армии и два легиона. Потом с пятью легионами он вторгся на территорию менаниев, у которых, как он подозревал, скрывался мятежник. Но при его приближении менании покинули свои деревни и небольшими бандами рассеялись по лесам и болотам. Цезарь разделил свою армию на три колонны: одну взял с собой, другую поручил Гаю Фабию, а третью Марку Крассу, сыну миллионера. Потом он начал охоту на людей и животных и разрушение деревень. Скоро устрашенные менании просили мира. Но Амбиориг и на этот раз не был захвачен.

Продолжение анархии в Риме

     В течение всего этого времени беспорядки в Риме продолжались и даже усилились. Месяцы проходили, а выборов все не было, Помпей все надеялся, что беспорядки сделают наконец его диктатуру необходимой, но не смел открыто объявлять своих стремлений. Положение оставалось неопределенным, и раздраженные консерваторы доходили до обвинения Помпея в тайном покровительстве мятежникам с целью отнять власть у Сената. Но если положение было благоприятно в Галлии и очень дурно в Риме, то на Востоке приготовлялось гораздо большее бедствие.

Красс вторгается в Месопотамию

     Весной 53 года Красс наконец приступил к завоеванию Парфии (Парфении). Судьба выбрала его первой жертвой мании величия, волновавшей Италию. Присоединив приведенные из Италии войска к тем, которые он нашел в Сирии, Красс получил армию в 5 000 всадников, 4 000 вспомогательных войск и в девять легионов, состоявших каждый приблизительно из 3 500 человек. Это составляло приблизительно 40 000 человек⁸, с которыми он немедленно по приезде в Сирию в 54 году стал приводить в исполнение план войны, казавшийся ему превосходным. Он укрепил мост на Евфрате в Зевгме, перешел реку, занял греческие города Месопотамии: Апамею, Карры (ныне Харан), Ихны, Никефорий, — и легко разбил парфянского генерала, находившегося в стране с недостаточными силами. Потом, оставив в этих городах 7 000 человек (вероятно, два легиона) и 1 000 всадников, он возвратился на зимние квартиры в Сирию⁹. Древние сурово критиковали это возвращение и смотрели на него как на крупную ошибку¹⁰, потому что враги имели, таким образом, время для приготовлений. Но цель Красса, вероятно, была путем захвата греческих городов Месопотамии привлечь врага из глубины Парфии к Евфрату, чтобы дать ему битву как можно ближе к Провинции, в то время, как углубляясь в Парфию, он совершил бы ошибку, подобно ошибке Наполеона, двинувшегося на Москву. Красс, следовательно, поступил разумно, удалившись осенью 54 года в Сирию, где, ожидая весны и действия своего вызова, занялся сбором денег. Между прочим, он опустошил иерусалимскую сокровищницу и сделал попытки вступить в соглашение с царем Армении и другими независимыми или полунезависимыми князьями Месопотамии, каким был и Авгар Эдесский, большой друг Помпея.

Красс переходит Евфрат

     Его план сначала казался удавшимся: весной 53 года гарнизоны, оставленные Крассом в Месопотамии, были атакованы парфянами. Парфянский царь действительно решил разделить свои силы, вторгнуться с лучшей частью своей пехоты в Армению и послать в Месопотамию почти всю свою кавалерию под начальством сурены, или главнокомандующего¹¹, с поручением стараться в свою очередь увлечь римлян как можно далее от их операционной базы.

     Оба противника поставили себе одну и ту же цель, употребили одну и ту же военную хитрость. К несчастью, Красс возгордился, что ему удалось слишком легко обмануть неприятеля. Как только он узнал, что парфяне приближаются, у него была только одна мысль: немедленно броситься на них, и он лишь боялся, что не поспеет вовремя. Беглецы, спасавшиеся из осажденных парфянами городов, приносили удивительные сведения: всадники были очень многочисленны, очень быстры, очень смелы и очень ловки в пускании с чудесной силой стрел со своих больших луков. Некоторые генералы, взволнованные этими известиями, предложили пересмотреть весь план экспедиции¹². Как раз в это время прибыл с 6 000 всадников армянский царь Артабаз и объявил, что готов доставить еще 10 000 всадников и 30 000 пехотинцев, если Красс пожелает вторгнуться в неприятельскую страну через Армению, где по причине гор парфяне не могли бы воспользоваться своей кавалерией¹³.

     Но упрямый старый банкир, нетерпение которого с каждым днем возрастало, отказался покинуть осажденных римлян. Он перешел в Зевгме через Евфрат с семью легионами, 4 000 всадников и вспомогательными войсками и направился через Месопотамию по направлению к Каррам навстречу парфянской армии¹⁴. Семь легионов, кавалерия, вспомогательные войска, 500 вьючных животных, следовавших с провиантом и палатками за каждым легионом, должны были растянуться в длину более чем на 21 километр¹⁵.

Парфяне очищают Месопотамию

     Но едва армия тронулась в путь, как разведчики принесли еще более странные известия. Парфяне повсюду снимали осаду и удалялись; страна была покинута; на земле были видны следы многочисленных лошадей, по-видимому, указывающие на отступление армии. Эти известия причинили сильное беспокойство в главной квартире. Какова была цель парфян? Кассий, зять Сервилии, следовавший за Крассом в качестве квестора и бывший осмотрительным молодым человеком, советовал генералу остановиться в уже завоеванных городах, чтобы собрать там более точные сведения о неприятеле или, так как этим городам ничего больше не угрожало, идти на Селевкию вдоль Евфрата по той дороге, по которой проходили десять тысяч Ксенофонта. Правый фланг армии был бы тогда защищен рекой и продовольствование ее было бы легким. Красс, казалось, позволил себя убедить и созвал военный совет¹⁶.

Красс преследует парфян

     И на этот раз были правы те, которые колебались. Сурена хотел увлечь римскую армию как можно далее и заставить ее перейти реку Хабор, за которой уже начиналась пустыня¹⁷. К несчастью, Авгар Эдесский, прежний друг Помпея, к которому Красс имел полное доверие, был в соглашении с парфянами и сумел ловко возбудить нетерпение и жадность Красса. Парфяне, по его словам, предполагали перенести свои сокровища в горы; Красс должен без замедления преследовать Сурену, настигнуть его и разбить прежде, чем он соединит свои силы с силами царя¹⁸. Таким образом он заставил Красса совершить ошибку, за несовершение которой в прошлом году его упрекают историки. Нетерпение, алчность, доверие к своей судьбе, отвращение к перемене плана увлекли на этот раз Красса за пределы благоразумия. Он двинул свою армию по следам парфян и, надеясь быстро настигнуть врага, вел своих солдат очень длинными переходами во время страшной майской жары. Но дни проходили, утомительные переходы продолжались, а врагов не настигали. Армия уставала и теряла мужество в этом нервном преследовании невидимого врага. Красс начинал приходить в бешенство. Он не хотел возвращаться назад и в то же время боялся слишком уйти вперед. Начинали циркулировать слухи об измене. В один день пришли послы армянского царя, чтобы предупредить Красса, что царь не может прислать ему войско, так как в его царство вторгся парфянский царь. Он снова советовал взять Армению за операционную базу и убеждал римлян, если они отвергнут этот план, избегать пустыни или равнин, где могла бы действовать парфянская кавалерия.

Парфяне начинают нападение

     Кассий тотчас понял мудрость этого совета, но Красс, которого годы, усталость, беспокойство сделали раздражительным и которого судьба выбрала первым для искупления мании величия своей эпохи, рассердился на царя, дававшего хороший совет. Он грубо отпустил послов, говоря, что по окончании войны он по заслугам накажет армянского царя¹⁹, и продолжал идти вперед, все не видя врага и не имея никаких известий. Наконец, после долгих дней утомительного перехода²⁰ в конце мая или в первых числах июня, когда армия только что прошла Карры (Харан) и подходила к берегу Белика, несколько разведчиков возвратились, с трудом переводя дыхание. Они говорили, что на небольшом расстоянии встретили огромную неприятельскую армию, быстро двигавшуюся вперед в надежде захватить врасплох римлян и убившую почти всех разведчиков. Что побудило парфян таким образом напасть на него? Возможно, что они тайно были уведомлены Авгаром Эдесским, что римская армия пала духом и измучилась. Смущенные этим известием, солдаты и многие офицеры желали расположиться лагерем на берегу реки, чтобы ожидать здесь неприятеля и изучить его способ сражаться, ранее чем вступить в битву. Но Красс после минутного колебания хотел тотчас начать сражение, опасаясь, что враг снова ускользнет от него.

Тактика Красса

     Он начал с приказа семидесяти когортам расположиться в одну линию, глубиной в десять рядов. Этот маневр римские тактики советовали делать, когда армия была атакована большими массами кавалерии. Но построиться на расстоянии двенадцати километров по фронту (такое пространство занимали бы семьдесят когорт, поставленных друг около друга²¹) армии, растянутой при походе приблизительно на 21 километр, нельзя было в одно мгновение. Красс в самой середине маневра потерял терпение и, переменив намерение, хотел построить в каре четыре головных легиона, поставив по фронту 12 когорт, подкрепленных конницей, а на флангах по 8 когорт²².

     Командование одним крылом он поручил сыну, другим — Кассию, а сам поместился в центре, приказав солдатам наскоро подкрепиться. Потом он приказал каре, сопровождаемому тремя легионами, переправиться через речку и броситься на неприятеля²³.

Тактика парфян

     Скоро увидали, что неприятельская армия, по виду немногочисленная, развертывается; на горизонте появляются группы всадников и медленно двигаются вперед. Мало-помалу их число увеличивалось; равнина начала оглашаться криками, воздух засверкал от блеска кирас; наконец, появилась и образовала авангард тяжелая кавалерия, которую Сурена скрывал за холмом, и огромная масса всадников, покрытых железом, бросилась на римское каре. Римские когорты выдержали удар и встретили следовавшие друг за другом нападения пусканием дротиков. Потом нападения приостановились. Всадники стягивались, как будто бы уже утомленные. Красс, думая, что битва скоро будет окончена, направил стрелков, пращников и легкую пехоту преследовать беглецов. Но они немедленно были осыпаны градом стрел, с удивительной силой пускаемых легкой парфянской кавалерией, составленной из лучников, которая двигалась теперь вперед, развертываясь по обеим сторонам тяжелой конницы наподобие огромного полукруга. Посланные вперед Крассом солдаты были вынуждены в беспорядке возвращаться к легионам. Легкая парфянская кавалерия приближалась, и стрелы падали через тяжелую конницу по параболической кривой²⁴, сперва поражая первые ряды, а затем и центр римского каре. Красс и офицеры старались поддержать мужество солдат, говоря им, что враг скоро истратит все свои стрелы. Римский полководец пытался также бросить когорты на неприятеля. Но как только римляне двигались вперед, парфяне бежали и, обернувшись на своих лошадях, все продолжали пускать стрелы. Когорты принуждаемы были снова спасаться в каре, на которое опять начинал падать безжалостный дождь стрел. Колчаны парфян казались неистощимыми. Офицеры, наконец, заметили на горизонте движущуюся цепь верблюдов, к которым время от времени приближались группы всадников: это был огромный запас стрел, следовавший за армией²⁵. Легионы, бездействуя и являясь мишенью для этого ужасного града, теряли мужество.

Смерть Публия Красса

     Красс наконец решился сделать последнее усилие, чтобы разорвать это кольцо людей и железа, окружившее его армию. Он приказал своему сыну Публию взять 1300 всадников, в том числе 1000 галлов, 500 стрелков и восемь когорт и напасть на врага. Последний, по-видимому, отступил. Он скоро исчез на горизонте в тучах пыли; страшный дождь стрел прекратился. Красс воспользовался этим моментом, чтобы занять армией холм, и, считая битву оконченной, более спокойно ожидал возвращения Публия. Но скоро поспешно прибыли разведчики: Публий просил помощи; парфяне бегством завлекли его слишком далеко, потом сразу повернулись лицом к лицу и напали на маленький отряд. Началась ужасная схватка, и Публий будет раздавлен, если не получит быстрой помощи. Красс готовился уже выступить со всей армией; но едва тронулись в путь, как увидели, что снова появилась густая черная туча пыли, сквозь которую сверкали кирасы и раздавались дикие крики. Парфяне в бешенстве возвращались во всю прыть; всадник, ехавший впереди, нес на конце копья черный предмет. Римляне остановились в ожидании, и, когда парфяне приблизились, острые глаза рассмотрели, что этот черный предмет, несомый на конце копья, была голова Публия Красса. Маленький отряд был уничтожен. Армия содрогнулась, но Красс, бодро державшийся до сих пор против такой ужасной бури, и теперь не пал духом. Он проезжал по рядам солдат, говоря им, что смерть Публия касается его одного, а что касается их, то они должны исполнить свой долг и отразить новый приступ. Действительно, враг снова развернул вокруг армии огромный полукруг стрелков, в то время как из центра массы кавалерии одна за другой устремлялись на каре, Но и на этот раз когорты держались стойко. Наконец, парфянская кавалерия, утомленная столькими яростными нападениями, опустошив свои колчаны и притупив сабли, отступила, когда солнце склонилось к горизонту²⁶.

Деморализация римлян

     Вечером парфяне, вероятно, думали, что потеряли весь день. Они надеялись захватить римскую армию врасплох и наголову разбить ее, а между тем, несмотря на значительные потери, нанесенные римлянам, битва не имела окончательного результата. Урон действительно не имел бы никакого влияния на исход кампании, если бы армия Красса была одной из тех старых и крепких армий, которые Рим умел когда-то выставлять²⁷. Но тогда в Империи была одна только сильная армия, армия Цезаря. В рядах Красса молодые рекруты были гораздо многочисленнее старых солдат. Офицеры почти все принадлежали к той малосерьезной золотой римской молодежи, которая не обладала никаким глубоким знакомством с военным искусством. Вождь был человек умный, но был стар и избалован слишком легким успехом в войне со Спартаком. Таким образом, значительные потери, необычайный способ сражаться, отдаленность Сирии, смерть Публия Красса, — всего этого было достаточно, чтобы до такой степени привести в уныние армию, что вечером все, солдаты и начальники, считали себя побежденными. Сам Красс, в течение дня командовавший с чудной энергией, потерял мужество. Он боялся, что парфяне, ободренные своей победой, на следующий день нападут на его истощенную армию, и, как кажется, по совету Кассия, дал в ту же ночь приказ быстро отступать к Каррам (Харану)²⁸. Пришлось покинуть на поле битвы 4000 раненых, перебитых на следующий день парфянами, а ночью, в темноте и беспорядке, четыре когорты заблудились и также были перебиты врагом²⁹.

Решение остаться в Каррах

     Однако, достигнув Карр, римская армия могла отдохнуть, спокойно реорганизоваться и без большой опасности возвратиться по уже пройденной дороге, где парфяне не могли бы их долго преследовать вследствие недостатка воды и фуража. В этот момент парфянский главнокомандующий действительно сильно боялся, что враг ускользнет от него по прежней дороге³⁰. К несчастью, совершенно деморализованные поспешным отступлением, оставлением раненых и уничтожением заблудившихся ночью когорт, солдаты и офицеры не понимали, что главная опасность миновала. Они возымели такой страх к парфянам, что не хотели более выходить из города на равнину. Военный совет решил просить помощи у армянского царя и ждать в Каррах прибытия этой помощи, а затем отступить, вероятно, через Армению³¹.

Решение оставить Карры

     Парфянский главнокомандующий, подошедший под самые стены Карр (Харан), узнав, что армия так деморализована, постарался хитростью одержать окончательный успех, которого не достиг силой. Он дал знать римским солдатам, что позволит им свободно уйти, если они согласятся выдать ему Кассия и Красса. Ловушка была очень ловкой: если бы солдаты возмутились и захватили в свои руки двух наиболее способных вождей, Сурене легко было бы уничтожить всю армию. Но римская дисциплина была слишком прочной. Вероломный совет не был выслушан, и уловки Сурены не послужили бы ни к чему, если бы вожди римской армии сохранили более спокойствия и более доверия к своим солдатам. Узнав, что эмиссары Сурены стараются возмутить армию, они потеряли голову и не хотели ни минуты оставаться в Каррах, боясь, что измученное столькими испытаниями войско, наконец, позволит себя увлечь. Поколебленный просьбами офицеров, Красс изменил свое решение и дал приказ отступить, не дожидаясь помощи армянского царя, в получении которой, впрочем, он не был уверен.

Кассий отделяется от Красса

     Но по какой дороге идти? Кассий советовал отправиться по той, по которой пришли, но Красс, или обманутый знатным каррцем Андромахом, или не желая рисковать на равнине своими силами, решил идти по горной дороге через Армению. Римская армия направилась к горам, идя почти всегда ночью, выбирая самые трудные дороги и самые болотистые места, куда парфянский вождь не мог двинуть свою кавалерию. Еще одно последнее усилие — и римская армия была бы спасена. Но вместе с утомлением возрастала нервность солдат и раздражительность офицеров. Между вождями более не было согласия. Красс потерял свою твердость в решениях и свое влияние на офицеров. Однажды произошло бурное объяснение с Кассием, который не переставал все критиковать, и в гневе Красс сказал ему, что если он не хочет следовать за ним, то может взять эскорт и удалиться, куда ему угодно. Кассий тотчас же принял это предложение. С 500 всадниками он возвратился в Карры, откуда по прежней дороге направился к Евфрату³².

Смерть Красса

     Так раскололась армия. Несмотря ни на что, Красс продолжал свой путь. Вождь парфян видел, что он готов ускользнуть от него, потому что горы были близки. Тогда, не желая возвращаться ко двору без окончательного успеха³³, он придумал последнее вероломство. Утром он отправил послов в римский лагерь сказать, что желает вступить в переговоры с Крассом относительно заключения мира. Опасаясь засады, Красс, видевший теперь отступление обеспеченным, ответил отказом; но когда утомленная армия узнала, что она может надеяться на спокойное отступление, она не захотела ничего слушать и угрожала возмущением, если Красс откажется вступить в переговоры. В этот ужасный час ни его имя, ни его возраст, ни его почти священное звание «императора», ни огромные оставленные им в Италии сокровища не послужили ни к чему. Красс, несмотря на свои недостатки, был человек энергичный: он не колебался перед внезапно явившейся смертью перед горами Армении, далеко от своего семейства, своего дома и Рима, подобно преступнику, которому остается только несколько минут на приготовление. Он созвал офицеров, сказал им, что идет на свидание, что знает об угрожающей ему засаде, но предпочитает быть убитым парфянами, чем своими солдатами. Он отправился с конвоем и был убит 9 июня³⁴.

Распадение армии

     Красс был очень одаренный человек, очень умный, очень деятельный, хотя не очень великодушный и слишком эгоистичный. Он вел эту войну с большой ловкостью, но поспешность, слишком большая вера в себя, некоторая небрежность в приготовлениях, военный беспорядок эпохи, наконец стечение несчастных случайностей приготовили ему участь, которой Цезарь только чудом избежал в войне против гельветов. Умирая таким образом, он искупал свои многочисленные ошибки и тщеславие всей Италии. Его голова была отрезана и послана ко двору парфянского царя; его тело осталось непогребенным; армия, оставшаяся без вождя, рассеялась; много солдат было убито; много других, слабые остатки великой армии, перешедшей через Евфрат, добрались до Сирии³⁵.

Получение известия в Риме

     Известие об этом поражении пришло в Рим в июле³⁶, когда после семимесячной анархии готовились произвести выборы на государственные должности этого года. Беспорядок увеличивался самим обсуждением вопроса о его прекращении. Одни хотели восстановить должность tribuni militum consulari potestate Древнего Рима; другие предлагали назначить диктатором Помпея. Это предложение казалось наилучшим, но в последний момент Помпей отказался, страшась общественного мнения, ненавидящего это имя со времен Суллы. Он согласился только ввести в Рим солдат своей армии. При помощи этих солдат interrex мог произвести комиции. Выбраны в консулы были Марк Валерий Мессала и Кней Домитий Кальвин³⁷. Легко представить, какое волнение в Италии вызвало известие о смерти Красса, пришедшее сейчас же по окончании бесконечного выборного скандала. Значит, правы были консерваторы, противившиеся всеобщему стремлению к экспедиции.

Жестокости в Галлии

     В Галлии в это время война продолжалась с лучшими результатами, но все с более и более варварскими приемами. Лабиен победил треверов. Цезарь вторично перешел Рейн и сделал набег на страну свевов, чтобы устрашить Ариовиста и воспрепятствовать ему отомстить за себя при помощи галлов. Возвратившись в Галлию, он принужден был снова сражаться с эбуронами, которые маленькими отрядами старались захватить врасплох и убивать отдельных солдат или маленькие части войска. Цезарь хотел на этот раз окончательно уничтожить их и приказал опубликовать во всех галльских городах эдикт, позволяющий всякому желающему грабить и убивать на территории эбуронов. Со всех концов Галлии сбежались кучи разбойников, образовавшиеся от тех отчаянных лиц и разбойников — perditi homines atque latrones, — которыми была так богата Галлия. Со своей стороны, Цезарь, оставив в Адуатуке (совр. Tongres — Тонгерен, к северу от Льежа) багаж армии под охраной одного легиона, бросил на страну девять легионов, разделив их на три колонны, одной из которых командовал он сам, другой Требоний, а третьей — Лабиен. Несколько месяцев жгли деревни, грабили скот, охотились за людьми. Но насилие, подобно огню, часто заходит так далеко, как не хотел бы тот, кто его зажег. Банда в две тысячи сугамбрских грабителей по приглашению Цезаря пришла для грабежа страны эбуронов. Узнав, что в Адуатуке находится римский лагерь с богатым багажом десяти легионов и со складами следовавших за армией купцов, эта банда попыталась захватить его и едва не имела успеха. Однако Амбиориг, травимый подобно дикому зверю и преследуемый из убежища в убежище, все еще не был пойман. При приближении зимы Цезарь удалился. Он созвал собрание галлов, обвинил в мятеже сенонов и карнутов, осудил на смерть Аккона, а на изгнание и на конфискацию их имуществ много знатных, скомпрометированных в мятеже и бежавших за Рейн. Их имущество было разделено между знатными, оставшимися верными, и между высшими чинами войска³⁸. Потом Цезарь сделал приготовления для возвращения в Италию.

Кредит Цезаря в Риме колеблется

     Умиротворение Галлии, таким образом, быстро выродилось в истребительную войну. Кровавый военный режим последовал за примирительной дипломатией первых лет. Такова история всех завоеваний, но на этот раз раздражение завоевателя было тем более, что постоянные мятежи подвергали сомнению все его дело шести лет и сильно компрометировали его кредит в Риме. Потомство рассматривало завоевание Галлии как великую славу Цезаря, но современники в конце 53 года видели в нем иное. Поражение армии Красса уничтожило энтузиазм масс к политике крупных захватов и поколебало доверие к людям, являвшимся ее представителями. Красс, который после своей смерти не внушал более никому страха, естественно, испытывал более обвинений, чем Цезарь, живой и могущественный. Его обвиняли в том, что он вел экспедицию как невежда, совершил самые грубые ошибки и все погубил своим упрямством и своей жаждой денег. Но и против Цезаря делались невыгодные сравнения. Когда Лукулл и Помпей присоединили Понт и Сирию, все было кончено в короткий срок. В Галлии, напротив, каждый год надо начинать все сначала. Не было ли это, отчасти по крайней мере, виной Цезаря?

Галльские богатства в Риме

     Кроме того, скандальная выставка напоказ богатств, приобретенных в Галлии путем грабежа, которую делали некоторые генералы, начинала раздражать публику. Цицерон продолжал заниматься постройками, порученными ему братом. Мамурра, бывший незнатным формийским всадником, приказал построить себе на Целийском холме роскошный дворец, все стены которого были покрыты по александрийской моде прекрасными мраморными плитами, что было еще неведомой в Риме роскошью³⁹. Лабиен, купивший обширные именья в Пицене (область на вост. побережье Италии), построил там в Цингуле (совр. Cingoli), настоящую маленькую крепость⁴⁰. Волна сентиментализма, неизбежная в цивилизованном обществе и усиленная влиянием греческой философии, понемногу пробуждала нацию от опьянения подкупом и тщеславием и приобрела большую силу, когда, после короткого промежутка выборы на 52 год снова вызвали взрыв анархии. Кандидатами на консульство были: Милон, Публий Плавтий Гипсей и Квинт Цецилий Метелл Сципион, приемный сын Метелла Пия. На претуру кандидатом являлся Клодий, а на квестуру — Марк Антоний, который после возвращения Габиния в Италию был вызван Цезарем в Галлию. Цезарь, быстро оценивший его военные способности, согласился дать ему отпуск, чтобы он домогался этой магистратуры⁴¹.

Отсрочка выборов

     Борьба скоро приняла такой ожесточенный характер, что все кандидаты стали добиваться магистратур с оружием в руках. Постоянно происходили кровавые схватки между навербованными кандидатами шайками. Однажды сам Цицерон едва не был убит на Священной дороге⁴²; в другой день Марк Антоний едва не убил Клодия⁴³. Оцепенелое общество спрашивало себя, что за безумное бешенство овладело умами и ценой каких убийств можно восстановить порядок. Взгляды общества напрасно обращались на Помпея. Из нерешительности и слабости или из желания сделать свою диктатуру необходимой путем эксцессов беспорядка Помпей ничего не делал. Консулы тщетно много раз пытались произвести выборы. Сенат, не будучи в состоянии ничего сделать, кончил тем, что запретил египетский культ Сераписа и Изиды, странности которого присоединялись к моральному беспорядку, господствовавшему в Риме⁴⁴. Было также решено предложить народу закон, по которому магистрат мог бы получить провинцию только через пять лет после отправления должности⁴⁵. Таким образом надеялись несколько успокоить бешеную конкуренцию, которая бывала при соискании должностей. В третий уже раз в течение четырех лет год оканчивался без выборов консулов на следующий год. На этот раз сенат не мог даже назначить interrex'а, потому что этому воспротивился народный трибун, Тит Мунатий Планк. В этой оппозиции многие думали видеть руку Помпея, которой хотел помочь событиям, и заставить Сенат назначить его диктатором⁴⁶.

Смерть и похороны Клодия

     Но после стольких насилий одно убийство довело беспорядок до последней степени. 18 января Милон, отправившийся с вооруженной охраной в Ланувий, встретил на Аппиевой дороге возле Бовилл Клодия, с небольшой свитой возвращавшегося в Рим из своей деревни. Два небольших отряда вступили в схватку, и Клодий был убит⁴⁷. «Наконец-то»! — сказали многие в Риме, испуская вздох облегчения. Но и после смерти этой ужасной личности суждено было волновать Рим. Народ легко был возбужден его клиентами, его сикариями, трибунами народной партии и его женой Фульвией. Толпой пришли смотреть на труп, выставленный в его доме. Со всех сторон кричали о мщении, и его похороны были отпразднованы с грандиозной и почти дикой помпой. Народ сопровождал тело в курию Гостилия и, чтобы выразить свою ненависть к богатым и знатным, сделал ему костер из скамей, столов и пюпитров сенаторов. Огонь распространился на курию и охватил также базилику Порция, так что тело демагога исчезло в пепле двух самых древних и самых уважаемых памятников Рима, между тем как народ, охваченный его безумием, провозгласил Помпея и Цезаря диктаторами. Испуганный Планк перестал противиться назначению interrex'а, и Сенат выбрал Марка Эмилия Лепида, сына консула, умершего во время революции 78 года. Это был очень богатый молодой человек, женатый на дочери Сервилия; он был другом Цезаря и Помпея, но так как не имел большого влияния, то его назначение послужило только к большему возбуждению. Народ вместо того, чтобы успокоиться, волновался все более и более, и, когда в честь демагога устроили большой поминальный обед, произошли крупные беспорядки. Толпа пыталась поджечь дома Милона и подозреваемого в расположении к нему Лепида. Народная демонстрация отправилась предложить консульские фасции Гипсею и Сципиону; другая толпа провозгласила Помпея консулом и диктатором. Везде в Риме были драки, демонстрации, волнения. Бандиты и воры пользовались этими беспорядками и под предлогом розыска соучастников Милона врывались для краж в частные дома⁴⁸.

Примечания

1. Caesar, B. G., VI, I.
2. О влиянии иностранных купцов на древнюю кельтскую и германскую жизнь см. Caesar, B. G., II, 15; IV, 2; VI, 24. О торговле вином между Италией и Галлией см, Diodor, V, 26; Atheneus, IV, 36 (152), См. также Julian, Verc., 51.
3. Fustel de Coulanges, G. R., 33.
4. Strabo, IV, II, I (190); IV, II, 2 (191); IV, III, 2 (192); IV, IV, 3 (196); IV, IV, 3 (197). Эти указания относятся к несколько более позднему времени, но вероятно, что прогресс промышленности, результатом которого они являются, начался уже во времена Цезаря. Julian, являющийся более смелым, чем Фюстель де Куланж (G. R., 32), замечает, что комментарии Цезаря и раскопки, предпринятые у Mont Beauvrai (Bibrakte), указывают, что в Галлии уже в эту эпоху были искусства и ремесленники.
5. Fustel de Coulanges, G. R., 35.
6. Caesar, B. G., VI, 24.
7. Caesar, B. G., VI, 3.
8. Флор, III, 11, дает Крассу одиннадцать легионов; но из Плутарха видно, что у него было только девять. Плутарх (Crass., 20) говорит, что Красс имел с собой семь легионов при вторичном переходе через Евфрат. К этим семи легионам надо прибавить (Plut., Crass., 17) семь тысяч солдат, оставленных в Месопотамии, которые, без сомнения, составляли два легиона по 3 500 человек, ибо римляне по возможности избегали дробить легионы. Мы имели бы, таким образом, девять легионов, и число солдат в каждом из них можно было бы определить по числу солдат в двух легионах, оставленных в Месопотамии. Возможно, что в тексте Флора ошибка переписчика, написавшего XI вместо IX. Нет необходимости считаться с преувеличениями Аппиана, B. C., II, 18, утверждавшего, что армия Красса состояла из 100 000 человек.
9. Dio, XL, 12-13; Plut., Crass., 17.
10. Dio XL, 13; Plut., Crass., 17. Manfrin, сделавший в своей книге «La cavalleria del Party» (Roma, 1893) столько тонких и справедливых замечаний об этой войне, первый указал, что конечный неуспех заставил историков подвергнуть несправедливой и малоосновательной критике всю кампанию.
11. Rawlinson, S. G. O. M., 159 сл.
12. Plut., Crass., 18; Dio, XL, 16.
13. Plut., Crass., 19.
14. Plut., Crass., 20, говорит, что Красс направился вдоль Евфрата. Но в той же главе Плутарх рассказывает, что несколько времени спустя Кассий пытался убедить Красса двинуться на Селевкию вдоль Евфрата и что по этому поводу был созван военный совет. Дион, XL, 20, также упоминает об этом. Невозможно, следовательно, чтобы армия шла вдоль Евфрата. Красс, очевидно, шел по дороге внутрь Месопотамии, где находились осажденные города, чтобы освободить их и немедленно нанести поражение парфянам.
15. См. вычисления Rustow'а (H. K. C., 63 сл.) о длине, которую занимал легион при движении по большой дороге.
16. Plut., Crass., 20.
17. Rawlinson, S. G. O. M., 157 сл. 162 сл., и Manfrin, C. P., 73 сл., указали, что напрасно обвиняют Красса в том, что он повел свою армию в пустыню. Пустыня начинается только за тем местом, где дана была битва. Эта часть Месопотамии имела города, источники воды и богатую растительность. Это была богатая и населенная страна, как доказывают многие свидетельства древних и рассказ Диона, XL, 21 («Страна имела деревья»).
18. Дио. XL, 20; Plut., Crass., 21.
19. Plut., Crass., 22.
20. Rawlinson S. G. O. M., 163.
21. О длине легиона, построенного в одну линию без интервалов, см. Rustow, H. K. C., 55.
22. Plut., Crass., 23. 70 когорт не могли быть все включены в каре, согласно текста Плутарха, который говорит, что стороны каре имели по 12 когорт; это составило бы 48 когорт. Но если заметить, что agmen quadrantum обычно был прямоугольник, стороны которого относились к фронту как 2 к 3 (Rustow, H. K. C., 56), и что, взяв за основание фронт в 12 когорт, мы получим всего 40 когорт, т. е. ровно 4 легиона. Мы поэтому можем предположить, что в каре было построено только четыре легиона. Тот факт, что парфяне предприняли обходное движение, отраженное Крассом, дает основание думать, что другие легионы оставались позади. Им-то парфяне и должны были угрожать позади каре. Было бы хорошо, чтобы тактик занялся тщательным изучением этой столь интересной битвы между пехотой и конницей. Manfrin осветил некоторые темные пункты, но много других еще ждут своего объяснения.
23. Plut., Crass., 23.
24. Plut., Crass., 23; Dio. XLI, 22; Manfrin, C. P., 78.
25. Plut., Crass., 24. 25.
26. Plut., Crass., 25-26; Dio. XL, 24.
27. Manfrin, C. P., 88, правильно оценивает поведение легионов, но, по моему мнению, слишком суров к Крассу.
28. Это, по моему мнению, самый вероятный рассказ о том, что произошло ночью. Маловероятно, напротив, чтобы, как рассказывает Плутарх (Crass., 27), Красс совершенно потерял в эту ночь голову и что Кассий по собственной инициативе дал приказ об отступлении. Энергичное поведение Красса до и после битвы указывает, что если у него и был временный приступ скорби, то он скоро сумел вернуть хладнокровие. Кроме того, Кассию трудно было бы присвоить себе власть генерала, которому так охотно повиновались и которого так уважали, как Красса.
29. Plut., Crass., 28; Dio. XI, 25.
30. Plut., Crass., 28.
31. Место Плутарха (Crass., 29) о «тщетных надеждах на Армению» косвенно указывает нам на план Красса.
32. Это, по моему мнению, самое вероятное предположение, чтобы объяснить удивительное отступление Кассия. Дион, XL, 25, и Плутарх, Crass, 29, дают только неполные и темные рассказы об этом странном эпизоде. Кассий мог отделиться от армии только с согласия Красса; но основания, по которым это согласие было дано, остаются одной из многочисленных темных проблем этой странной войны. См. также смутные намеки Диона, XL, 28.
33. Plut., Crass., 30; Dio. XL, 26.
34. Plut., Crass., 30-31; Dio, XL, 27; Polyaen., Strateg., VII, 41; дату дает Овидий, Fasti, VI, 465, но не совсем точно, ибо он помещает на один и тот же день битву при Каррах и смерть Красса.
35. Drumann, G. R., IV, 109.
36. Lange, R. A., III, 359.
37. Lange R. A., III, 351 сл.
38. По поводу имуществ, конфискованных Цезарем у одних галлов и отданных другим, см. Caesar, B. C., III, 69.
39. Plin., N. H., XXXVI, VI, 48; Courbaud, B. R. R., p. 352.
40. Caesar, B. C., 1, 15.
41. Lange R. A., III, 352 сл.
42. Cicero, Pro Milone XIV, 37.
43. Cicero, Pro Mil., XV, 40; Dio, XLV, 40.
44. Dio, XL, 47.
45. Dio, XL, 46.
46. Asconius, p. 32.
47. App., B. C., II, XXI; Dio, XL, 48; Velleius, II, 47; Livius, P., CVII; Cicero, Pro Mil., X, 28.
48. App., B. C., II, 21-22; Dio, XL, 49: Asconius, p, 34.

 

<<

Завоевание Британии

<<

Содержание

>>

Великий кризис демократического империализма. Возмущение Галлии

>>