След в Истории
Гульельмо Ферреро.
Юлий Цезарь
<<
Кампания Куриона и заботы римского правителя
<<
Содержание
>>
Bellum civile
>>
Initium tumultus
Выборы на 49 год. — Цезарь в Цизальпинской Галлии. — Возвращение Цицерона в Италию. — Цензорство Аппия. — Надежда Цезаря на мир. — Заседание Сената 1 декабря 50 года. — Три различных голосования Сената. — Переход Помпея на сторону консерваторов. — Интриги в течение десяти первых дней декабря 50 года. — Государственный переворот Марцелла и Помпей. — Цезарь и Помпей. — Последние попытки Цезаря предотвратить войну. — Последние дни декабря. — Счастье Помпея и не счастье Цезаря. — Цезарь и гражданская война. — Заседание Сената 1 января 49 года. — Последние по пытки в пользу мира и последние надежды. — Партия войны окончательно берет верх.
Выборы на 49 год
Приближались выборы, и борьба за консульство обещала, как и раньше, быть очень горячей. Вопрос о командовании в Галлии должен, наконец, быть разрешен в этом году. Обе партии более чем обыкновенно старались достигнуть высшей магистратуры. Всегда склонный к умеренности, Цезарь был бы доволен, если бы к нему был расположен один из двух консулов. Он послал солдат в Рим в отпуск1, чтобы обеспечить успех своему прежнему генералу Сервию Сульпицию Гальбу. Но консерваторы выставили против него двух кандидатов, Луция Корнелия Лентула и Гая Клавдия Марцелла, двоюродного брата настоящего консула, брата консула предшествовавшего года и так же дурно, как оба предшествующих Марцелла, расположенного к Цезарю. Обе партии с ожесточением оспаривали друг у друга победу, и Цезарь потерпел поражение. Если ему удалось заставить избрать Марка Антония народным трибуном, то он не мог добиться избрания Сервия Сульпиция Гальба в консулы. Должность, наиболее оспариваемая и наиболее важная, попала в руки консерваторов.
Цезарь и Антоний
Победа чрезвычайно обрадовала врагов Цезаря2. Они думали, что этим покончено со всем влиянием и могуществом Цезаря. И удар для Цезаря был действительно тяжел не столько сам по себе, сколько по впечатлению, произведенному на нерешительных и робких людей. Неужели его судьба шла к падению, как утверждали его враги? Действительно, Цезарь, приготовлявший тогда в Галлии зимние квартиры для своих легионов3 в надежде дать им небольшой отдых, был так взволнован дурным результатом выборов и интригами своих врагов, что решился ввиду выборов авгура, долженствовавших происходить в сентябре4, лично явиться в Цизальпинскую Галлию, на помощь Антонию, бывшему кандидатом против Луция Домития Агенобарба.
Демонстрации в Цизальпинской Галлии
Он хотел сделать все для избежания нового удара, приготовляемого ему ободренными своим недавним успехом консерваторами. Во время путешествия он узнал, что Антоний был избран5, но, так как он был уже на полпути, то воспользовался этим, чтобы исполнить проект, о котором он размышлял, может быть, уже давно. Он был популярен в Цизальпинской Галлии, ибо там знали о его готовности предоставить ей права гражданства. Многие из его солдат родились в здешних деревнях, и, наконец, население долины По понимало, что завоевание Транзальпинской Галлии обогатит Галлию Цизальпинскую, которая из пограничной страны, какой она была до сих пор, сделается транзитной страной для того, что теперь мы назвали бы обширным и очень населенным hinterland’ом. Посланным вперед ловким агентам легко удалось побудить цизальпинскую знать приготовить большие демонстрации в честь завоевателя Галлии, и Цезарь мог сделать быстрое триумфальное путешествие по провинции. Из каждой деревни выходили ему навстречу депутации. Муниципалитеты и колонии приглашали его на празднества. Сельское население, давшее ему столько солдат и знавшее из их рассказов об его подвигах, толпами по пути являлось приветствовать его6.
Цезарь предлагает Помпею мир
Эти демонстрации были предназначены не для удовлетворения солдатского тщеславия, но чтобы показать издали Италии, недовольной завоевателем Галлии, какой энтузиазм вызывало это завоевание среди населения, особенно страшившегося галлов и лучше их знавшего. Но Цезарь был постоянно так склонен к примирению, что, послав около этого времени в Италию легион, который требовали у него для войны против парфян, возвратил другой легион Помпею, одолжившему ему его7, и приказал Куриону прекратить оппозицию Помпею и снять veto, наложенное на суммы для испанских легионов8. В общем, Цезарь, сделав затруднения Помпею, предлагал ему теперь мир и считал момент удобным для соглашения. Впрочем, он был так уверен, что его враги не вызовут междоусобной войны под таким ничтожным предлогом, что около конца сентября двинулся в обратный путь и снова перешел через Альпы, чтобы сделать свои последние распоряжения в Транзальпинской Галлии относительно расположения войск на зимние квартиры.
Обратное путешествие Цицерона
Цицерон между тем окончил год своего управления или скорее — изгнания и тотчас уехал, даже не составив сам отчеты о своем управлении. Он просил своего квестора немедленно приехать в Лаодикею для выполнения этой операции9, но не нашел его там. Его нетерпение было так сильно, что он приказал своему писцу составить вместе с квестором отчеты и положить их, как требовал lex Iulia 59 года, в общественных зданиях в Лаодикее и Апамее, чтобы публика могла их контролировать. Потом он уехал10, ничего не взяв из доходов провинции. Часть их он оставил своему квестору, которому поручил управление, чтобы тому не было предлога грабить Киликию, а остальное, около миллиона сестерциев, внес в провинциальное казначейство к великому негодованию своих друзей и офицеров не понимавших, как может великий оратор более заботиться о кошельках фригийцев и киликийцев, чем об их собственных11. Этот факт действительно не имел прецедентов. Как бы то ни было, даже за вычетом всего этого, Цицерон мог legibus salvis, как он говорил, привезти в Италию сумму, необходимую на расходы по триумфу, который надеялся получить за свои победы, и передать в руки эфесских откупщиков два миллиона двести тысяч сестерциев12, что соответствовало бы теперь более чем миллиону франков. Это, вероятно, была его личная часть военной добычи. Даже честные проконсулы обширной империи, как видим, довольно хорошо получали за труды, которые несли в год своего управления. По дороге он получил письмо от квестора, жаловавшегося, что его секретарь внес в казначейство 100 000 сестерциев, которые должен был возвратить ему13. Он отвечал ему, утешая его и объявляя, что готов вознаградить его сам. Он путешествовал достаточно медленно, чтобы показать своему сыну и своему племяннику памятники Азии и Греции14, и остановился на некоторое время в Афинах, где узнал о смерти своего друга Претия, сделавшего его своим наследником15. К несчастью, в Патрах заболел Тирон, молодой раб, которого он любил как сына16, и путешествие его еще несколько замедлилось. Болезнь затягивалась, и Цицерон, к своему великому сожалению, должен был оставить Тирона, но уехал только после того, как отдал все необходимые распоряжения заботиться о нем, не считаясь с издержками. Богатый италийский купец в Патрах, Маний Курий, которого он знал и который был очень привязан к Аттику, получил просьбу предоставить в распоряжение Тирона, относя на счет Цицерона все суммы, в которых тот мог бы нуждаться17. Наконец, 24 ноября Цицерон высадился в Брундизии18 (ныне Бриндизи).
Цензорство Аппия
В Италии умы немного успокоились после выборов, но политический мир и высшие классы были очень изумлены, увидав, что в Риме появился цензор с античной суровостью, настоящий соперник старого Катона. Событие было странным само по себе, но еще более странной была личность, в которую внезапно воплотился дух суровости и дисциплины древних поколений. Это был Аппий Клавдий, брат Клодия, прежний правитель Киликии, замещенный Цицероном, который с таким трудом исправил зло, сделанное или допущенное им в провинции. Публий Корнелий Долабелла, жених Туллии, даже обвинял его в лихоимстве, но Аппий был тестем Брута и сына Помпея, и Брут и Помпей не только заставили его оправдать, но и избрать цензором19. Будучи избран, Аппий сделался суровым цензором. Он изгнал из Сената многих сенаторов, начал процессы, беспокоил собственников слишком обширных доменов и должников; он напал также на роскошь картин и статуй20. В числе его жертв был Саллюстий, потерявший свое место в Сенате. Преследованию подверглись также Целий и Курион. Аппий вообще хотел подражать репрессиям Помпея, но его цензура была только пародией, оставившей после себя недовольство и насмешки. Все скоро изменялось в Риме, и эта суровость, за которую так держались консерваторы и которую двумя годами раньше Помпей, по-видимому, установил как правило управления, сделалась скоро только предметом смеха. Беда, впрочем, не была велика, потому что Италия была довольно спокойна.
Расположение легионов Цезаря
Помпей уехал в Неаполь21; а Цезарь, окончив все свои распоряжения в Транзальпинской Галлии, возвратился в Цизальпинскую Галлию с единственным намерением провести там зиму и подготовить свою кандидатуру на следующий год. Он был так далек от мысли о возможности междоусобной войны, что привел в Италию всего один легион. Им Цезарь заместил стоявший гарнизоном в Цизальпинской Галлии легион, который отправил для войны с парфянами, а остальные восемь оставил в Галлии: четыре под командой Кая Фибия у эдуев и четыре под командой Требония у белгов, т. е. так далеко от Италии, как только было можно22. Помпей не был более его другом, как некогда, но это был умный и предусмотрительный человек; другие его враги, за исключением Катона, были почти все из знатных фамилий, но без всякого влияния. Они не могли осмелиться насиловать общественное мнение и Италию, которая вся желала мира. С Помпеем и Сенатом, без сомнения, можно было прийти к соглашению.
Марцелл ускоряет ход событий
Цезарь рассуждал благоразумно и именно поэтому ошибался. В период большого социального кризиса моральное равновесие партий и классов так непостоянно, что легкомыслие, вражда, злоба нескольких человек или маленькой котерии делаются очень важными историческими силами, ибо могут заставить сразу разразиться скрытый антагонизм и ускорить значительные события. Марцелл не хотел покинуть консульство, не отомстив Куриону, который до тех пор всегда нападал на него; другие враги Цезаря также не отказывались от своих планов, особенно теперь, когда их поддерживала новая надежда. Если факты должны были скоро показать, что верность солдат Цезаря была непоколебима, то среди его офицеров, в особенности среди лиц, принадлежавших к знатным фамилиям, царствовало известное недовольство, может быть, потому, что они более солдат отражали на себе возрастающую непопулярность Цезаря среди высших классов. В числе этих недовольных был сам Лабиен. В Риме между тем легко принимали это недовольство нескольких офицеров за недовольство всей армии. Охотно доверяли слуху, что армия Цезаря, утомленная войной, требовала своего роспуска. Противники Цезаря надеялись таким образом найти помощь в самой армии! Марцелл в заседании 1 декабря решил сделать последнее усилие, добиться постановления о том, что полномочия Цезаря истекают 1 марта, и заставить отвергнуть аналогичное предложение, направленное против Помпея. Если бы это ему удалось, то он достиг бы двойной цели: унизил бы Куриона и, оказав большую услугу Помпею, принудил бы последнего открыто присоединиться к консерваторам и сделаться их вождем.
Заседание 1 декабря
Действительно, 1 декабря Сенат собрался. В заседании присутствовали почти все сенаторы, ибо налицо было приблизительно четыреста членов23, но их нерешительность была велика. Почти все они, колеблющиеся и нерешительные, боялись не угодить Цезарю и боялись оскорбить Помпея, боялись последствия своих решений и желали только двух вещей: не скомпрометировать себя и не вызвать гражданской войны. Марцелл и Курион одни пришли с твердо установленным решением: один хотел добиться отозвания Помпея, другой — отозвания Цезаря. В начале заседания Марцелл попросил слова и ясно поставил вопрос, должен ли Цезарь вернуться 1 марта в Рим в качестве частного человека. Все думали, что Курион наложит свое veto и что не придется входить в столь важное и опасное разбирательство. Но, к великому изумлению, Курион остался молча сидеть на своей скамье. Предложение Марцелла могло быть, следовательно, поставлено на голосование и было одобрено большинством. Тогда тотчас же, чтобы Курион не мог вмешаться, Марцелл снова поднялся и предложил на решение Сената другой вопрос — должен ли Помпей сложить свое командование. Таким образом сформулированное предложение было направлено прямо против Помпея и казалось нарушением закона, утвержденного народом. Марцелл знал это, и поэтому-то хотел сам сделать его, предупреждая Куриона. Сенат, боявшийся оскорбить Помпея, отклонил предложение. Хитрость удалась; Курион и Цезарь получили новый удар, и Марцелл, очень довольный, был уже готов закрыть заседание. Но Курион с полным присутствием духа тотчас попросил слова и поставил Сенату другой вопрос: не должны ли и Цезарь и Помпей одновременно оставить свое командование. Так сформулированное предложение теряло свой характер личной враждебности к Помпею. Оно казалось мерой высшей справедливости и согласия и могло быть отклонено только дурными гражданами. Марцелл, однако, поставил его на голосование; убежденный, что Сенат, побужденный уже предшествующим голосованием, отвергнет его и что, таким образом, поражение Куриона будет полным и окончательным. Но часто случается, что собрания не руководствуются в своих постановлениях строгой логикой. Предложение Куриона соответствовало общему желанию, и по окончании голосования 370 голосов получилось за и 22 против24. Курион еще раз одержал победу; и удар был тем постыднее для врагов Цезаря, что они увидали, таким образом, что располагают в Сенате всего двадцатью двумя голосами. Марцелл в бешенстве распустил Сенат, вскричав, что они вотировали в пользу тирании Цезаря.
Расчеты Марцелла
Если Сенат вотировал и не в пользу тирании, то все же вопреки своему стремлению к миру он, не желая междоусобной войны, вызвал ее. Голосование Сената было ее случайной и прямой причиной. Взбешенные этим ударом, Марцелл и враги Цезаря решились на крайнее средство, чтобы поправить свои дела, именно: предложить Помпею, оскорбленному подобно им или даже еще более сенатским голосованием, произвести государственный переворот. Марцелл должен был предложить Сенату объявить Цезаря государственным преступником, а в случае вмешательства трибунов или неутверждения Сената заявить, что собственной властью введет военное положение и поручит Помпею заботу о государственных делах, дав ему начальствование над двумя легионами Цезаря, которые должны были отправиться в Персию и которые находились еще в Луцерии25. Успех этого государственного переворота казался им несомненным. С двумя легионами, данными ему консулом, армия Помпея доходила бы до 9 легионов, т. е. до размеров наличных сил Цезаря. А если Помпей имел равные силы и делал серьезные угрозы, то возможно ли, чтобы Цезарь и его друзья решились сопротивляться, рискуя вызвать войну, которая была бы для них несчастной? Большинство Сената сделалось бы тогда уступчивее и, повинуясь большему страху, вотировало бы все предложение врагов Цезаря. Беспристрастный наблюдатель, правда, мог возразить, что расположение военных сил уже не так выгодно для Помпея, ибо его девять легионов были разделены: два находились в Италии, а семь в Испании, тогда как Цезарь имел у себя под рукой в Галлии все девять легионов. Но повсюду верили в авторитет и ловкость Помпея. Были склонны думать, что Цезарь не осмелится вызвать войну из страха перед новым галльским восстанием, которое могло вспыхнуть в том случае, если он выведет из страны свою армию26.
Помпей соглашается на переворот
С величайшей поспешностью и в большой тайне к Помпею были отправлены вестники с письмами. Марцелл и его друзья рассчитали правильно. Помпей, никогда не имевший серьезного намерения отказаться от своего проконсульского командования, после сенатского голосования решился более чем когда-либо не уступать Куриону, действовавшему, очевидно, в пользу Цезаря. Он не хотел отказываться от предоставленного ему законом права и признать неожиданное голосование, вырванное у Сената мятежным трибуном и находившееся в противоречии с только что принятым решением. Он, может быть, сам бы отказался от всех своих прав, если бы это было полезно для мира, желаемого всей Италией; но он не мог уступить угрозам такого трибуна, как Курион. Он не мог забыть, что был избран консулом без исполнения всякой другой магистратуры, что оказал столько услуг Риму: уничтожил пиратов, победил Митридата, завоевал Сирию, удвоил государственные доходы и восстановил порядок в Риме. Если Цезарь, не имея денег и не способный держать делаемые им обманчивые обещания, хочет все привести в беспорядок, вызывая междоусобную войну, то он твердо будет ожидать его27. Он сильно рассчитывал на свой престиж, и некоторые недовольные офицеры Цезаря, с которыми он был в сношениях, по-видимому, поддерживали его опасные иллюзии. Он уже сносился с Лабиеном, и офицер, которому было поручено отвести два легиона, назначенные для парфянской войны, говорил, что армия Цезаря никогда не станет сражаться против Помпея28. В общем, Помпей считал себя господином положения: Италия готова была подняться по его первому знаку и дать ему все легионы, которые только он пожелает; враг не осмелился бы явиться к нему лицом к лицу, и гражданская война была невозможной. Цезарь должен будет уступить, когда увидит, что ему угрожает.
Беспокойство Бальба
Итак, Помпей принял предложение Марцелла. Общество, не понимая причины, скоро увидало, что положение становится угрожающим. Цицерон, ехавший в Рим по Аппиевой дороге, остановился в Неаполе и посетил 10 декабря Помпея. Он был изумлен и опечален, найдя его очень раздраженным, очень пессимистичным и услыхав его заявление, что война неизбежна и что соглашение с Цезарем более невозможно29. Цицерон, не знавший интриг, начатых между Римом и Неаполем, спрашивал себя, почему война была неизбежной, и не мог объяснить себе новую позицию Помпея. В Риме друзья Цезаря, особенно Корнелий Бальб, были очень обеспокоены: они чуяли опасность, шпионили за побежденными 1 декабря и за их тайными происками и с нетерпением ожидали приезда Цезаря, который тем временем спокойно направлялся в Цизальпинскую Галлию, ни о чем не думая и даже не предполагая, что к его приезду соглашение с Сенатом уже будет заключено. 6 декабря приехал в Рим офицер Цезаря, Гиртий, привезший письмо к Помпею и остановившийся у Бальба. Последний, очень обеспокоенный, не позволил ему продолжать его путь к Неаполю. Он убедил его передать свое поручение Сципиону, тестю Помпея, и даже в тот же вечер отправил Гиртия обратно, чтобы он как можно быстрее вернулся к Цезарю и объяснил ему лучше, чем можно было это сделать в письме, резкую перемену положения и большие опасности, какие ему угрожали.
Государственный переворот
Но это неопределенное и тревожное настроение продолжалось недолго. Как только было получено согласие Помпея, т. е., вероятно, 9 декабря30, Марцелл созвал Сенат, произнес сильную речь, в которой трактовал Цезаря как разбойника, и предложил объявить его врагом государства, предоставив Помпею принять начальствование над легионами, находившимися в Луцерии, где они должны были садиться на корабли для отправки в Сирию. Но Курион объявил, что это предложение нельзя считать серьезным, и наложил на него свое veto. Тогда Марцелл прибегнул к последнему средству. Он объявил, что так как мятежники препятствуют ему защищать Республику, то он готов обратиться к другим средствам, кроме даваемых законом. Он покинул Сенат, в тот же день выехал из Рима с толпой крайних аристократов и поспешна направился в Неаполь к Помпею, куда и прибыл 13 декабря31.
Помпей отправляется в Луцерию
Этот отъезд должен был изумить и обеспокоить общество, не знавшее тайных интриг. Неужели Помпей примет делавшееся ему безрассудное предложение? Курион, став 10 октября простым гражданином, рассудил, что ему во всяком случае благоразумнее удалиться из Рима, и выехал к Цезарю, который, расставив свой легион эшелонами вдоль Эмилиевой дороги32, отправился из Плацента и в Равенну, чтобы провести там зиму33. Он все еще думал поддержать мир. Но около 18 или 19 декабря ужасная новость прибыла в Рим34, а тремя или четырьмя днями позже и в Равенну. В притворно умеренной речи Помпей принял предложение Марцелла и уже отправился в Луцерию, куда скоро прибудет и где примет начальствование над легионами. Всех вместе с негодованием и ужасом охватило изумление. Беспристрастные люди, в том числе Цицерон, порицали поведение Помпея, вызвавшего войну35. Антоний на народной сходке произнес против него очень сильную речь, напоминая, между прочим, о большом числе граждан, отправленных в изгнание, благодаря его законам и процессам36. Одни только непримиримые консерваторы были восхищены.
Затруднительное положение Цезаря
Но наиболее сбитым с позиции человеком был сам Цезарь, получивший это известие в Равенне 24 или 25 декабря сейчас же после своего приезда в этот город37. Он увидал, что все его надежды на мир рухнули. Невозможно было более обманываться. Решение Помпея уничтожало последние следы того расположения, каким Цезарь еще пользовался в высших классах: все порядочные люди будут с этих пор с Помпеем, в то время как название сторонника Цезаря сделается синонимом негодяя38. Очень мало лиц осмелилось бы пренебречь гневом Помпея; и если бы последний продолжал требовать, чтобы Цезарь сложил с себя командование, Сенат не посмел бы противиться этому. Цезарю не оставалось ничего более, как открыто восстать или покориться.
Последние усилия Цезаря сохранить мир
Цезарь собрал своих друзей на военный совет, на котором Курион предложил вызвать из Галлии армию и тотчас же идти на Рим. Так как война неизбежна, то нужно ее ускорить. Но Цезарь, знавший, что общественное мнение расположено к миру39, еще надеялся быть в состоянии поставить всю Италию судьей между своими врагами и собой. Дикие времена Суллы были далеко. Не было более того ужасного антагонизма между отдельными классами, который вызвал последнюю междоусобную войну; если отвратительные ссоры нескольких политиканов вызвали бы ее снова, то это было бы чудовищно. Цезарь, однако, не мог оставаться в бездействии; он тотчас вызвал в Италию два легиона, двенадцатый и восьмой, приказал Каю Фабию идти с тремя легионами из Бибракте в Нарбонну, чтобы воспрепятствовать возможному движению легионов Помпея из Испании40. Но он хотел еще раз предложить примирение. Было 25 или 26 декабря; Сенат должен был собраться 1 января; если бы курьер мог прибыть в Рим до этого дня, то еще было время отразить удар, который враги замышляли нанести, конечно, в этот день. Курион заявил, что готов выполнить это чудо быстроты. Цезарь написал одно письмо к Сенату, другое к народу; и Курион на рассвете 27 числа уехал41. В своем письме к Сенату Цезарь объявлял, что готов отказаться от командования, если Помпей сделает то же самое; в противном случае позаботится защитить свои права. В письме к народу он говорил, что готов возвратиться к частной жизни и отдать отчет в своих поступках, и приглашал Помпея сделать то же самое42.
Положение Помпея и Цицерона
Последние два года были для всех очень тревожны. Декларации Помпея действительно обратили во врагов Цезаря, хотя и против их желания, многих сенаторов и высшие классы, не смевшие открыто противиться столь могущественному человеку. Этот поворот в общественном мнении ободрил Помпея, который в раздражении от дерзких речей Антония заявил 25 декабря Цицерону в окрестностях Формий, что он решительно против того, чтобы Цезарь сделался консулом в 48 году или когда бы то ни было. Второе консульство Цезаря было бы роковым для Республики. Если он достаточно глуп, чтобы начать войну, то пусть попробует: он, Помпей, не боится этого43. В сущности, только простой народ, поддерживавший Катилину и удивлявшийся ему, был теперь на стороне Цезаря. Но все как в том, так и другом лагере были в постоянной тревоге. Что должно было произойти в заседании 1 января? Цицерон почти сожалел, что покинул свою провинцию. Он чувствовал себя более обязанным по отношению к Помпею, чем по отношению к Цезарю, и теперь, когда угрожал разрыв, жалел, что не уплатил совершенно своего долга галльскому проконсулу; но всего более он желал мира и рассчитывал на примирение, чтобы избежать самой нелепой и гибельной из междоусобных войн. Подобно многим из своих современников он испытывал иллюзии относительно сил Цезаря44. Кроме того, как получит он триумф, если разразится война?
Цезарь в Равенне
Но всего более мучений эти ужасные дни должны были принести находившемуся в маленькой Равенне Цезарю. Несмотря на скептицизм, приобретенный среди такой борьбы посредством подкупов и лжи, он не мог не чувствовать ужасного раздражения против людей, мира и судьбы. Что будет с ним в будущем? До сих пор он не имел особенной удачи. Все, что так хорошо удавалось Помпею, не обращалось ли напротив в зло для него самого? Они оба, чтобы приобрести славу, могущество и богатство, ухаживали за толпой, льстили демократическим страстям, подкупали народ, противились Сенату, старались разрушить старые учреждения. Но Помпей был три раза консулом, праздновал много триумфов, собрал огромное имение и наслаждался им в Риме на глазах у народа и знати; ему удивлялись как первому полководцу своего времени, и он сделался представителем высших классов, не переставая быть уважаемым толпой. Вся его жизнь была рядом успехов. А ему, Цезарю, напротив, что принесли такие долгие труды? Он должен был медленно, шаг за шагом всходить по лестнице магистратур; он мог достигнуть их, только вмешиваясь в свалку, интригуя, борясь и делая себе врагов. Когда в сорокалетнем возрасте он получил, наконец, провинцию, чтобы приобрести там славу и богатство, судьба опять обманула его. Ему дали страну очень бедную, по сравнению с Востоком, и завоевание очень трудное; там ему пришлось бороться девять лет с постоянными восстаниями. А в конечном счете что принесло ему все это? Славу? Нет: он был человеком самым презираемыми и ненавидимым высшими классами, и всякий италиец, читавший Ксенофонта, считал себя вправе давать ему советы об успешном окончании галльской войны. Богатство? Он вышел из этой гигантской борьбы почти столь же бедным, как когда начинал ее, употребив на подкуп политического мира почти все, что принес ему грабеж Галлии, и даже не получил благодарности, которую заслужил такой большой щедростью. Вся Италия упрекала его за эти грабежи, из которых она извлекла столько выгоды, и за эту политику, всеми плодами которой она воспользовалась. И если Цезарь обращал свои взоры на прошлое, чтобы отыскать причину столь различной участи, он не мог не заметить, что Помпею благоприятствовало его участие в проскрипциях Суллы. Это отдаленное начало оказало такое большое влияние на их судьбу, что они еще теперь чувствовали его действие. Помпей во время этого ужасного кризиса приобрел большое влияние в высших классах, оказавшееся ему полезным, чтобы сделаться популярным при переходе на сторону демократов, не слишком компрометируя себя; потом, раз его популярность установилась, он получил все, чего хотел: почести, провинции, командования, триумфы, а взамен этого дал народной партии очень мало. Таким образом, все, наконец, признали его человеком необходимым во всех отношениях. Цезарь, напротив, навлек на себя ненависть котерии, управлявшей во время реакции; и из этой ненависти проистекали все несчастия его жизни: трудное начало, огромные долги, заключенные с целью добиться известности, его первая борьба с консерваторами, необходимая революция консульства, крайняя империалистическая политика, которой он следовал, стараясь поддержать демократическую революцию, и этот союз с демагогией, от которого он никогда не мог избавиться и который угрожал теперь привести его к гибели.
Все эти несчастья были роковым последствием его родства с победителем кимвров и первых истинно благородных поступков, им совершенных: верности, сохраненной посреди террора, дочери и памяти Цинны; благородного положения, занятого им по отношению к Сулле; его отвращения к братоубийственной борьбе. Если бы он пожелал тогда изменить побежденным, то он сделал бы гораздо скорее свою карьеру и стал бы столь же счастливым и могущественным, как Помпей. Несчастия Цезаря были по большей части действием глубокой несправедливости: несправедливости людей, вещей и событий. То обстоятельство, что эта несправедливость в таком ужасном кризисе не довела его до отчаяния и не толкнула его к ненависти, жестокости и насилию, является одновременно доказательством могущества его духа и одной из его величайших и славных заслуг. Междоусобная война вплоть до Фарсалы была, может быть, самой лучшей частью его жизни, потому, что он выказывал в ней умеренность, ум и предусмотрительность, искупавшие безрассудства и жестокость галльской войны. Даже в тот момент, когда Курион, не переводя дух, скакал по Фламиниевой дороге, Цезарь, все еще веря в мир, надеялся, что его письмо, составленное в энергичных и умеренных выражениях, придет вовремя и приведет к раскаянию непримиримые умы. Все, казалось, зависит от быстроты Куриона и действия письма. И Куриону удалось исполнить свою задачу.
Письмо Цезаря к Сенату
Когда Сенат собрался 1 января, письмо уже было в руках Антония. Но консулы так сильно страшились действия, какое оно могло произвести, что старались воспрепятствовать его чтению. Естественно, что Антоний и друзья Цезаря тем более настаивали на его прочтении, надеясь произвести еще раз одну из тех быстрых перемен, которые были так часты в последнее время. Таким образом, только после очень долгих и бурных прений было дано позволение прочесть его45. Но результат был неутешителен для сторонников Цезаря. Было ли это действительное раздражение, страх ли перед Помпеем, являвшимся, как знали теперь сенаторы, решительным противником Цезаря, или необходимость найти повод для дурного расположения духа, господствовавшего в собрании, — но письмо Цезаря было принято с негодующими восклицаниями, как угрожающий и дерзкий вызов46. Во мгновение ока дело Цезаря было проиграно в Сенате. Сбитый с позиции, Антоний должен был умолкнуть. Консервативная партия, забывая, что старалась помешать чтению этого письма, быстро схватилась за удобный случай уничтожить противника. Лентул и Сципион произнесли сильные речи; защитники Цезаря могли говорить только посреди шума. Сам Марцелл, консул 51 года, был освистан и принужден замолчать, потому что осмелился спросить, не следовало ли ранее, чем вызвать войну, удостовериться в своей достаточной подготовке47. Разве Помпей не объявил, что все готово? Посреди общего возбуждения и полного смятения было утверждено предложение, объявлявшее Цезаря врагом отечества, если он не сложит с себя командования до 1 июля48. Благодаря вмешательству Антония и Квинта Кассия голосование не было произведено49, но это было безразлично для консерваторов. Они были уверены теперь, что заставят вотировать, когда захотят, военное положение, уничтожавшее власть трибунов.
Первые десять дней января 49 года
Тогда сразу со всех сторон появились ревностные примирители, злонамеренные подстрекатели, неуместные советчики, мрачные прорицатели, неутешные плакальщики, всегда показывающиеся накануне великих социальных кризисов. Вечером 1 января Помпей призвал к себе многих сенаторов, обратился к ним с похвалами и одобрением и пригласил их явиться завтра в Сенат. В то же время начались наборы и призвали в Рим ветеранов50. Однако ночью, по-видимому, произошла известная реакция в настроении сенаторов. Когда на следующий день трибуны наложили свое veto, консулы не посмели идти против них. Тесть Цезаря и претор Росций потребовали шестидневной отсрочки, чтобы испробовать примирение. Другие требовали, чтобы прибегнули к посольству51. Случай захотел, чтобы Сенат не собрался ни 3, ни 4 января и чтобы Цицерон прибыл в окрестности Рима, с радостью принятый более благоразумной частью Сената, желавшей мира и надеявшейся на его вмешательство52. Цицерон действительно тотчас принялся за дело, вступил в переговоры с вождями партий и сделал предложение позволить Цезарю заочно домогаться консульства, а Помпею в его консульство удалиться в Испанию53. В то же самое время Курион получил от Цезаря новые, еще более умеренные предложения: он был готов удовольствоваться Цизальпинской Галлией и Иллирией с двумя легионами54. На мгновение можно было подумать, что эти два предложения приведут дела в порядок. Помпей, по-видимому, раскаявшийся, тайно поручил Луцию Цезарю, молодому человеку, отец которого был генералом в армии Цезаря, вести переговоры о мире. Луций Росций, которому Помпей объявил, что расположен принять последние условия, предложенные Курионом, со своей стороны выехал, чтобы отправиться к Цезарю55. Но Лентул, Катон и Сципион вмешались; они окружили Помпея и оглушили его своими протестами; неужели он так неопытен, что попадет в расставленную ему Цезарем ловушку56? Однако Сенат 5 и 6 января колебался, подобно Помпею, и обсуждал положение дел, не принимая никакого решения. Но вечером 6 января Помпей был снова увлечен непримиримыми консерваторами. 7 января было объявлено военное положение57, и Антоний и Квинт Кассий бежали из Рима. К концу полуторагодичной борьбы, интриг и хитростей ненавистный враг был, наконец, побежден: он не будет консулом иначе, как ценой гражданской войны; а отважится ли он на нее? Враги Цезаря являлись с этих пор при помощи Помпея повелителями государства: они располагали казначейством, провинциями, союзниками, армиями; они имели за собой самого знаменитого из полководцев, самого славного из граждан. Цезарь, напротив, имел только девять истомленных долгой войной легионов, маленькую провинцию и недавно покоренную и еще враждебную Галлию. Таким образом, общим мнением было, что он никогда не осмелится вторгнуться в Италию, оставив за собой едва побежденных галлов, и скорее будет вести оборонительную войну в долине По58. На следующие дни Сенат имел много заседаний под председательством Помпея, который давал успокоительные уверения по поводу военного положения; без труда одобряли разные меры против Цезаря; передали в распоряжение Помпея государственное казначейство, муниципальные и частные кассы; разрешили ему производить принудительные займы59; распределили лучшие провинции любимцам консервативной партии. Сципион получил Сирию, Домитий Транзальпинскую Галлию, Консидий Нониан Цизальпинскую Галлию60. Наконец, решили произвести общий набор и с этой целью разделили Италию на округа, в каждом из которых выбрали влиятельного сенатора, владевшего там поместьями, для главного начальствования: Цицерону досталась Капуя61, Домитию — территория марсов, Скрибонию Либону — Этрурия. Лентулу Спинфру — Пицен (обл. на Вост. побережье Италии на склоне Апеннин). Консервативное правительство, казалось, было вновь восстановлено.
Но вдруг утром 14 января62 необычайная новость, подобно удару грома, разразилась над Римом: Цезарь перешел Рубикон и занял значительными силами Аримин; вождь демагогов, искателей приключений и отчаянных людей шел на Рим во главе своих легионов и галльской кавалерии.
Примечания
1. Plut., Pomp., 58.
2. Hirtius, B. G., VIII, 50.
3. Как заметил Ниссен, H. Z., XLVI, стр. 67, пр. 1, выражение, которым пользуется Гиртий, B. G. VIII, 50, hibernis peractis не означает, что зимние квартиры 52-51 были окончены, но что приготовлены были зимние квартиры на 51-50 гг. Действительно зимой 52-51 года почти все легионы должны были вместо отдыха сражаться.
4. Ниссен, H. Z. XLVI, стр. 68, пр. 1, мне кажется, доказал, что выборы авгура, а следовательно путешествие Цезаря в Цизальпинскую Галлию, происходили после других выборов, а не раньше, как обычно думали, и что это было в сентябре. Доказательство находим у Цицерона, F., VIII, 12, 3; упоминающего о Ludi Circenses, происходивших в сентябре, и у Плутарха, Ant., 5, который говорит, что Антоний был избран сперва трибуном, а потом авгуром. Кроме того, было бы непонятным, почему Цезарь сделал такое большое путешествие только для выборов авгура, если бы раньше не потерпел неудачи с Сульпицием. Хотя эти основания очень неясны, все же их можно видеть так же у Гиртия, B. G., VIII, 50.
5. Hirtius, B. G., VIII, 50.
6. Hirtius, B. G., VIII, 51.
7. Nissen, H. Z., XLVI, стр. 69.
8. Cicero, F., VIII, 14, 4.
9. Cicero, A., VI, 7, 2.
10. Id., F., V, 20, 1-2. Мне кажется, что можно так разрешить противоречие между этим местом и цитированным выше (A., VI, 7, 2).
11. Id., A., VII, 7, 6.
12. Cicero, F., V, 20, 9.
13. Id., F., V, 20, 8.
14. Id., A., VI, 7, 2.
15. Id., F., XIV, 5, 2.
16. Id., A., VII, 2, 3.
17. Cicero, F., XVI, 14, 2. Этот Курий, конечно, Маний Курий письма ad F., XIII, 17.
18. Cicero, F., XVI, 9, 2.
19. Lange, R. A., III, 389.
20. Cicero, F., VIII, 14, 4; Dio, XL, 63.
21. Это следует из факта, что свидание Цицерона и Помпея в декабре, вероятно, происходило в Неаполе. См. Schmidt, B. W. C., 94.
22. Hirtius, B. G., VIII, 54.
23. App., B. C., II, 30. Nissen, H. Z., XLVI, стр. 71, пр. 1, мне кажется, окончательно доказал, что заседание происходило 1 декабря.
24. App., B. C., II, 30; Plut., Pomp., 58. Если сопоставить рассказ Аппиана, B. C., II, 30-31, с рассказом Плутарха, Pomp., 58, то увидим, что Плутарх помещает в одно заседание факты, которые, по Аппиану, произошли в двух заседаниях с некоторым расстоянием между ними. Верной должна быть версия Аппиана: она одна позволяет объяснить государственный переворот Марцелла, о котором мы скоро будем говорить, и положение Помпея. Последний до тех пор держался очень сдержанно, хотя и был в неприязненных отношениях с Цезарем; нужен был очень серьезный повод для того, чтобы он решился встать во главе революционно-консервативной партии и принять в Неаполе начальствование над италийскими легионами. Его поступок объясняется этим голосованием, и изложенными в тексте основаниями. Но государственный переворот должен был быть обдуман вождями консервативной партии и Помпеем, а так как последний был в Неаполе, то это дело требовало некоторого времени.
25. Мы не имеем никакого указания на этот замысел, но мне кажется необходимым допустить его, потому что решительно невозможно, чтобы Марцелл сделал попытку своего государственного переворота без переговоров с Помпеем. В последнем случае он подвергся бы сильным ударам. Вполне вероятно, что откровенные слова Помпея к Цицерону в письме от 10 декабря (A., VII, 4, 2) содержат в себе намек на государственный переворот, угрожавший, как он знал, Риму.
26. Cicero, F., XVI, 12, 4.
27. Sueton., Caes., 30.
28. Plut., Pomp., 57.
29. Cicero, A., VII, 4, 2. Относительно даты и места этого свидания см. Schmidt., B. W. C., 94. Эта неожиданная перемена, если Помпей только не сошел с ума, должна быть объяснена изменением положения, вызванным, по моему мнению, голосованием 1 декабря. Это — новое доказательство, что, когда Цицерон писал это письмо, государственный переворот, бывший заключением сенатского заседания, еще не произошел.
30. Nissen, H. Z., XLVI, стр. 72, помещает это заседание на 4 декабря; Schmidt., B. W. C., 97, помещает его на 10 декабря. Обе эти даты кажутся мне одинаково невозможными, первая потому, что не было времени для переговоров с Помпеем, который был не у ворот Рима, как думает Ниссен, а в Неаполе или по крайней мере в месте, отстоявшем от Рима на три или четыре дня пути, как следует из Цицерона (A., VII, 4, 2). Кроме того, если бы государственный переворот был произведен в то время, он был бы главным предметом беседы Цицерона и Помпея 10 декабря, о которой говорит Цицерон (A., VII, 4). Напротив, Цицерон говорит о государственном перевороте, — которого, впрочем, не одобряет — только в A., VII, 5, 4. Вторая дата невозможна потому, что 10 числа Курион не был более трибуном. App., B. C., II, 31; Dio, XL, 66; Plut., Pomp., 58, согласно говорят, что veto было выставлено Курионом, и нельзя предполагать, чтобы они все написали Курион вместо Антоний. Предположение Шмидта, что Марцелл хотел подождать вступления в должность новых трибунов, бесполезно: как только государственный переворот был решен, сопротивление или угодливость трибунов не имели никакого значения. Я думаю, следовательно, что заседание происходило 8 или 9 декабря, как только было получено согласие Помпея.
31. Schmidt., B. W. C., 97-98. Установление дат, сделанное Шмидтом, мне кажется превосходным.
32. См. Schmidt в Rh. Museum, XLVII, стр. 248.
33. Мне не кажется необходимым изменять, как желал бы это Шмидт, B. W. C., 99, правдоподобный рассказ Аппиана, B. C., II, 32, передающего, что Курион форсированным маршем сделал только обратное путешествие. Вероятно, что Курион выехал 10 или 11 декабря, что он присоединился к Цезарю в Плацентии или в другом месте, поехал с ним в Равенну, и что по получении известия о государственном перевороте отправился в Рим с ультиматумом Цезаря. Во всяком случае мне кажется достоверным, что Курион выехал в Рим из Равенны, находящейся приблизительно в 260 милях от Рима, а не из Плацентии или Милана, до которых более 400 миль, потому что невозможно сделать 400 миль в 3 дня. Должно, следовательно, принять поправку Мендельсона и вместочитать
34. Schmidt., B. W. C., 98.
35. Cicero, A., VII, 5, 4. Относительно даты см. Schmidt., B. W. C., 101. Iter Pompei есть, конечно, путешествие в Луцерию.
36. Cicero, A., VII, 8, 5. См. Schmidt., B. W. C., 98.
37. Schmidt., B. W. C., 99.
38. См. Cicero, A., VII, 3, 5, и очень интересное место A , VII, 7, 7.
39. Cicero, A., VII, 6, 2.
40. Nissen, H. Z., XLVI, стр. 75.
41. Schmidt, B. W. C., 99.
42. Эхо письмо можно восстановить из следующих мест: B. C., II, 32. Dio, XLI, 1; Caes., B. C., 1, 9; Sueton., Caes., 29; Plut., Pomp., 59, Caes., 30; Cicero, F., XVI, 11, 2,
43. Cicero, A., VII, 8, 4. Это письмо, передающее нам беседу с Помпеем, очень важно, так как доказывает, что 25 декабря 50 года сам Помпей думал, что Цезарь не захочет из стремления к еще большей власти вызвать междоусобную войну, а думает лишь защитить свое политическое положение. Цицерон действительно говорит, что Помпей «putat eum, quum audierit contra se diligenter parari, consulatum hoc anno neglecturum ac potius exercitum provinciamque retenturum». Цицерон прибавляет еще, что Помпей не хотел мира: «pacifitacionis... ne voluntas qnidem». Пусть сопоставят эти слова со словами Гиртия, B. G., VIII, 52: (Caesar) «iudicabat... liberis sententiis patrum conscriptorum causam suat facile obtineri» и увидят, что эти два очень серьезные авторитета утверждают, прямо или косвенно, что Цезарь не хотел войны. Прибавляя к этим свидетельствам поступки самого Цезаря, которые были бы необъяснимы, если не допустить, что он думал о мире, не приходим ли мы к решительному заключению, что не он, но Помпей и консерваторы были ответственны за разрыв?
44. Cicero, A., VII, 7, 6.
45. Caesar, B. C., I, 1; Dio, XLI, 1.
46. Это рассказывает не Цезарь, а Аппиан, B. C., II, 32.
47. Caesar, B. C., I, 2.
48. Это вероятное предположение сделано Ниссеном, H. Z., XLVI, 80, пр. 1.
49. Caesar, B. C., 1, 2.
50. Caesar, B. C., 1, 3.
51. Caesar, B. C., 1, 3.
52. Cicero, F., XVI, 11, 2.
53. Cicero, F., VI, 6, 5.
54. Ниссен, H. Z., XLVI, стр. 84, пр. 1, опровергая ошибку Аппиана, B. C., II, 32, указал, что предложение было сделано именно в это время.
55. Я не думаю, как Шмидт (B. W. C., 123), что Росций и Цезарь были посланы после известия о взятии Аримина и в качестве официальных делегатов Сената. Цицерон, A., VII, 13, B., и Цезарь, B. C. I, 8, говорят, что каждый из них прибыл самостоятельно и по поручению Помпея. Ланге, R. A., III, 401, мне кажется, ближе к истине, с той разницей, что, по моему мнению, они были посланы после известия о взятии Аримина, происшедшем 14 января. Они не могли бы быть 23 января в Минтурнах; времени им, по Шмидту (B. W. C., 123), достало бы только, чтобы доехать до Фана, и так как Цезарь утверждает, что разговор происходил в Аримине, то я не вижу повода сомневаться в этом. Было решено послать их, очевидно, в тот момент, когда опять явилась надежда на мир.
56. Cicero, F., VI, 6, 6; Velleius, II, 49; Sueton., Caes., 29; Plut., Pomp., 59, Caes., 31.
57. Caesar, B. C., I, 5.
58. Cicero, F., XVI, 12, 4.
59. App., B. C., II, 34.
60. Caesar, B. C., I, 6; Cicero, F., XVI, 12, 3.
61. Cicero, F., XVI, 11, 3.
62. Schmidt, B. W. C., 106.
<<
Кампания Куриона и заботы римского правителя
<<
Содержание
>>
Bellum civile
>>