Так осуществилась на 52-м году жизни Чингис-хана давно лелеемая им мечта. Под своей неограниченной властью он собрал все монгольские племена, живущие и поныне от Алтая до Аргуни и от сибирской тайги до Китайской стены. Он имел право считать момент назревшим для торжественного облечения себя званием Императора Чингис-хана, которое он, правда, носил уже несколько лет, но, по-видимому, без особого подчеркивания этого громкого титула, когда-то предложенного ему группой знатных приверженцев, как бы "в кредит" и келейно, без торжественной санкции всенародного провозглашения.
Педантически строгий приверженец законности, Чингисхан повелевает созвать к весне 1206 г. ("год Барса") в верховьях реки Онона большое собрание - курултай - из родичей, сподвижников, всех багадуров и нойонов (князей)-словом, всей монгольской аристократии, при исключительно торжественной обстановке. К назначенному для собрания дню на видном месте было водружено девятихвостое белокошное бунчужное знамя на древке о девяти ногах [+53]. По предложению шамана Кокэчу (Теб-Тэнгри), единогласно подхваченному всем собранием, Темучин был провозглашен Божественным Чингис-ханом, по-монгольски - Суту-Богдо Чингис-хан [+54]. Вот как описывает монгольская летопись Рашид ад-Дина это великое событие:
"На курултае Кокэчу (Теб-Тэнгри), сын Мунлика, знаменитый волхв, славившийся своими чудесами и пользовавшийся большим авторитетом в Монголии, сказал: "Всевышний Бог дарует тебе царство лица земного. Теперь, когда побеждены твоей десницей государи этих земель, называемые каждый Гур-ханом, и их области достались тебе, то пусть будет твое прозвище "Чингис". Ты стал царем царей, Всевышний Господь повелел, чтобы прозвание твое было: Чингис-хан, Царь царей и Государь государей". Все одобрили и утвердили это имя, и ему достались сила и могущество наисовершеннейшие и он принадлежит к миродержцам" [+55] .
Значение слова "чингис" было объяснено нами в главе IV. Оно приблизительно соответствует китайскому титулу "Гур-хан", который был присвоен государю кара-китайскому и означает "всенародный великий император". Кераитский же государь носил, как мы видели, китайский титул "Ван-хан". В том, что курултай вместо этих дискредитированных иностранных прозвищ предложил своему избраннику свой монгольский титул, можно усмотреть выражение некоторой националистической тенденции, основанной на том обаянии, которое уже успело приобрести имя народа монголов.
Чингис-хан, выслушав просьбу собрания, милостиво изъявил свое согласие на принятие предложенного ему титула, который впоследствии был дополнен следующей официальной формулой, вырезанной на государственной яшмовой печати [+56]:
"Бог - на Небе, Ха-хан - Могущество Божие на Земле. Печать Владыки Человечества" [+57].
Из вышесказанного видна та роль, которую сыграл в избрании Чингис-хана Кокэчу, указавший курултаю на Божественное предопределение в возвышении Темучина из скромного вождя племени до властелина объединенных народов монгольского корня. В это предопределение верил и сам избранник курултая, что видно из произнесенной им, вдохновенно и с присущим ему ораторским талантом, ответной речи на предложение ему титула Чингис-хана. Вот его слова: "Вечно Синее Небо повелело мне править всеми народами. Покровительством и помощью Неба я сокрушил род кераит и достиг великого сана. Моими устами говорит Менкэ-Кеке-Тенгри (Вечно Синее Небо). В девятихвостое белое знамя вселяется гений-хранитель рода Чингиса, это "сульдэ"-знамя будет оберегать его войска, водить их к победам, покорит все страны, потому что Вечное Небо повелело Чингис-хану править всеми народами. Чингис царствует "Силою Вечного Неба" (Менкэ-Тэнгри-кючин-дур)" [+58].
Таким образом, Чингис-ханом для своего возвышения, было очень ловко использовано влияние, которое имел на монгольский народ, в том числе в сильной степени и на его аристократию - волхв Кокэчу. Сомнительно, чтобы сам Чингис-хан верил в чудеса и вообще в оккультные дарования этого мнимого пророка (по крайней мере он не постеснялся впоследствии устранить его со своей дороги, когда влияние того настолько усилилось, что грозило ослабить авторитет самого хана), но пока Кокэчу признавался полезным для целей, преследуемых Чингисом, последний дорожил своим шаманом, скрепив его, между прочим, браком, в который вступила его мать, вдова Оэлун-экэ, с отцом Кокэчу-Мунликом [+59].
Чингис-хан тогда же на курултае раздал награды и назначил на должности своих сподвижников, потрудившихся с ним в создании Царства: пожаловал 95 военачальникам ханские ярлыки на звание темников, не дал лишь ярлык своему ближайшему сподвижнику Боорчу-нойону, сказав: "Степень его ниже ханов, но выше темников и харачудов, зачем ему ярлык?" [+60]
Кроме веры в свою божественную миссию на земле Чингис-хан верит и в великую будущность своего родного монгольского народа, который своими редкими качествами способствовал вознесению его, хана, на такую недосягаемую высоту. Он считает своим делом всенародно засвидетельствовать о заслугах этого племени перед императором и государством. Монгольский историк Санан-Сэчэн приписывает ему следующие слова, сказанные на том же курултае 1206 г. "Этот народ биде (монголы), который, несмотря на все страдания и опасности, которым я подвергался, с храбростью, упорством и приверженностью примкнул ко мне, который, с равнодушием перенося радость и горе, умножал мои силы, - я хочу, чтобы этот, подобный благородному горному хрусталю, народ биде, который во всякой опасности оказывал мне глубочайшую верность, вплоть до достижения цели моих стремлений, носил имя "кеке-монгол" и был самым первым из всех, живущих на земле!" "С этих пор, - прибавляет Санан-Сэчэн, - народ этот (численность которого при Чингис-хане достигла 400 000 душ) получил название кеке-монгол" [+61].
Санан-Сэчэн, один из первых монгольских историков, торжественно повествует: "Чингис-хан принялся учреждать порядок и законы для своего огромного народа, на твердые столбы ставил царство и державу, милостиво давал "рукам работать свое, а ногам свое", росло счастье и благополучие его народа и достигло такой степени, что никогда не пользовались таким счастьем и благополучием подданные кагана".
"Над всеми поколениями, живущими в войлочных кибитках, - говорит по этому же поводу "Сокровенное Сказание", - Чингис-хан отселе провозгласил единое имя монголов; это имя было такое блестящее, что все с пробуждающимся национальным чувством стали гордиться им. Все предводители родов и племен становятся вассалами монгольского хана и приобретают имя монголов" [+62]. Другими словами, имя это распространено на все родственные собственно монголам племена, объединенные под скипетром Чингис-хана.
Что в своем родном монгольском племени его знаменитый отпрыск видел какую-то особую, необыкновенную породу людей, видно из следующего, принадлежащего ему изречения, вошедшего под № 25 в общий свод его изречений, так называемый Билик: "Всякий мальчик, родящийся в Бургуджи-Тукуме, на Ононе и Керулене, будет умен, мужествен и богатырь без руководства, наставления и опыта, будет знающ и сметлив; всякая девушка, родящаяся там, будет и без причесывания и украшений прекрасна и красавица" [+63].
Это, конечно, только лирика, лишенная практического значения. Гораздо существеннее привилегия, которая даруется монгольскому племени одной из статей Чингисовой Ясы: "Никто из подданных империи не имеет права иметь монгола слугой или рабом" [+64].
В великих исторических личностях, подобных Чингис-хану, мы видим избранников Провидения, призванных на землю совершить то, что лежит в потребностях данной эпохи, в верованиях и желаниях данного времени, данного народа. Народ есть нечто собирательное, его собирательная мысль и воля должны для обнаружения себя претвориться в мысль и волю одного, одаренного особым чутким нравственным слухом, особенно зорким умственным взглядом, лица. Такие лица облекают в живое слово то, что до сих пор таилось в народной душе, и обращают в видимый подвиг неясные стремления и желания своих соотечественников или современников. Не всегда ясны нам место, принадлежащее великому мужу в цепи явлений, и задача его деятельности. Проходят века, а он остается кровавой и скорбной загадкой, и мы не знаем, зачем приходил он, зачем возмутил народы. Толки, им вызванные, до такой степени противоположны между собой, что нельзя даже с точностью определить влияния, им обнаруженного. Но разве то, что непонятно нам сегодня, должно остаться непонятным и завтрашнему дню?
Разве каждое новое событие не проливает света на события, по-видимому, давно уже свершившиеся и замкнутые? Смысл отдельных явлений иногда раскрывается только по прошествии веков и тысячелетий. Наука в таких случаях не в состоянии определить самой жизни и должна ждать новых фактов, без которых был бы неполон круг известного развития.
Историческое значение Сократа оценено должным образом только в XIX веке, спустя 22 века после приговора мудрецу.
При изучении человека вообще, а великого в особенности надо обращать внимание на его личность, на почву, возросшую его, и на время, в которое он действовал. Из этого тройного элемента слагается жизнь и деятельность Чингис-хана, и, для того чтобы понять его, надо изучить эти три элемента в его жизни. При внимательном созерцании великих людей они являются нам откровением целого народа и целой эпохи, поэтому совсем неуместен шаблонный вопрос: какой потребности удовлетворили великие завоеватели, подобные Чингисхану, Тамерлану, Александру и другим, зачем покрыли землю развалинами, зачем стерли с лица земли столько царств, столько прекрасных форм, успевших развиться из недр магометанской цивилизации? Мы вправе ответить: а разве у этих народов, выведенных на сцену истории Чингис-ханом или Тамерланом, дремавших дотоле в бесконечном и скучном однообразии кочевого быта, не было потребности проснуться однажды и изведать все наслаждения и все тревоги деятельной исторической жизни? [+65].
Выступление на историческую сцену Чингис-хана связано с таким пробуждением монголов.
История каждого народа начинается только тогда, когда глухие, таящиеся в глубинах душ народных стремления находят какого-нибудь гениального выразителя, крупную личность, героя из его среды. Только тогда "племя", "род" становятся народом, только тогда с памятью об этом герое пробуждается в умах народа сознание о своем единстве и в пространстве, и во времени; эта память делает историю. Таким героем монгольского народа был Чингис-хан; до его появления монгольского народа как единого целого, каковым узнала его всемирная история, не было. Были роды и племена; растительно свежа, буйственна и богата была их жизнь. Страсти были первобытны, не стеснены, ярки, как цветы, покрывающие весною монгольскую степь. Личность не играла роли, жили все родовой жизнью. С момента появления Чингис-хана отдельные роды и племена монгольские, объединившись, стали народом историческим, а его герои пробудили у народов Азии и Европы, у одних сочувственный, восхищенный отклик, У других - ужас и страх, - подобно тому, как клекот орлиный заставляет волноваться мирный птичий двор [+66].
Прочно утвердившись на престоле, Чингис-хан со свойственными ему энергией и организаторским талантом продолжал деятельно работать по устройству своей обширной кочевой Державы.
В основу ее он положил родовой быт тогдашнего монгольского общества: та же соподчиненность лиц и классов как в одном племени, возглавляемом степным аристократом, с той разницей, что в Империи эта иерархия получала более грандиозное развитие.
Во главе каждого рода - его вождь, несколько родов составляло племя, возглавляемое лицом более высокого ранга, которое, в свою очередь, подчинялось еще высшей степени, и так далее до хана. Родовой быт воздвигает идею личности, идею возглавления рода, подчиненности единоличному авторитету - словом, начала, близкие к принципам военной организации, причем все это освящено глубокой религиозностью народной массы, религиозностью, отличающеюся и по сие время той характерной особенностью, что веру не только исповедуют формально, но и претворяют ее в свою повседневную жизнь, так что религия вошла в быт и быт в религию. Это была одна из главных основ Чингисова государственного строительства.
Итак, Чингис-хан осуществлял свою власть в Империи посредством иерархии сотрудников из лучших сынов народа, являясь сам, по словам Б.Я.Владимирцова, главой примкнувшей к нему аристократии, а вовсе не главой народа, нации. В этом отношении любопытно, как говорит В.В.Бартольд, "сравнить приписанные Чингис-хану изречения с орхонскими надписями, в которых оставили свой завет народу хаганы [+67], обязанные своим возвышением демократическим элементам. Автор надписей несколько раз повторяет, что при вступлении на престол хагана народ не имел пищи в желудке, не имел одежды на теле, что благодаря трудам и подвигам хагана бедный народ стал богатым, малочисленный народ - многочисленным. С другой стороны, Чингис-хан настаивает на том, что до него в степи не было никакого порядка: младшие не слушали старших, подчиненные не уважали начальников, начальники не исполняли своих обязанностей относительно подчиненных; Чингис-хан, вступив на престол, ввел строгий порядок и указал каждому свое место" [+68].
Поэтому в своих словах, речах, указах, постановлениях Чингис-хан никогда не обращается, подобно тюркским каганам, к народу, а говорит только с царевичами, нойонами и багадурами [+69].
Но надо отдать справедливость Великому Монгольскому Монарху, что, несмотря на свои строго аристократические воззрения, он при назначении на высшие должности по войску и по администрации никогда не руководствовался только происхождением, а принимал в серьезное внимание годность данного лица для дела и степень его соответствия известным нравственным требованиям, признававшимся им обязательным для всех своих подданных, начиная от вельможи и кончая простым воином. Огромную помощь в таком выборе сотрудников оказывали свойственное ему, как и большинству гениальных людей, глубокое знание человеческой души и умение распознавать людские характеры.
Добродетели, которые он ценил и поощрял, были: верность, преданность и стойкость; пороки, которые особенно преследовал у своих подчиненных, - измена, предательство и трусость. По этим признакам Чингис-хан делил людей на две категории [+70]. Для одного типа людей их материальное благополучие и безопасность выше их личного достоинства и чести; поэтому они способны на трусость и измену. Такой человек подчиняется своему начальнику из-за его силы и мощи, посредством которых он может лишить его благополучия и жизни, поэтому он трепещет перед его силой. Он подчинен своему господину в порядке страха, т.е. он, в сущности, раб своего страха. Изменяя своему господину или предавая его, человек такого типа желает избавиться от источника страха. Это - низменные, рабские, подлые натуры, и Чингис-хан беспощадно уничтожал их на своем завоевательном пути, например в тех случаях, когда они являлись к нему, предав своего господина - врага Чингис-хана - в надежде получить за это награду. Наоборот, после одержанных побед он осыпал наградами и приближал к себе тех, кто оставался верен своему бывшему властелину, хотя бы эта верность была им невыгодна и опасна Чингис-хану и его войскам.
Вот эти, ценимые Чингисом люди ставят свою честь и достоинство выше своей безопасности и материального благополучия. Они боятся не человека, могущего отнять у них жизнь и жизненные блага, они боятся совершить поступок, который может обесчестить их или умалить их достоинство - не в глазах людей, а в своих собственных. В их сознании постоянно живет моральный кодекс, они им дорожат более всего, относясь к нему религиозно, так как такие люди в то же время и религиозны, понимая мир как установленный Божественной волей порядок, в котором все имеет свое определенное место, связанное с долгом и обязанностью. Человек подобного психологического типа повинуется своему начальнику не как лицу, а как части известной, Божественно установленной иерархической лестницы, как ставленнику более высоко стоящего начальника, который, в свою очередь, повинуется поставленному над ним высшему начальнику и т.д. до Чингис-хана, который правит народом вселенной по велению Вечно Синего Неба [+71].
Вот на такой иерархической лестнице, с людьми такого психологического типа в качестве начальников и строил всю империю Чингис-хан, который, будучи сам типичным монголом и человеком этого типа, искал таких же людей среди кочевых народов. Кочевые народы, т.е. монголы, давали больше второго типа людей, так как они были религиознее оседлых: в силу кочевого быта они не накопляли недвижимого имущества, а потому и не впадали в соблазн из-за страха потери его кривить совестью, изменять. Кочевник все, что было ему дорого, носил в душе, а горожанин все ему дорогое видел в материальном достатке.
Относя горожан к первым из двух очерченных психологических типов, Чингис-хан только в исключительных случаях ставил на высшие должности людей городской и оседлой культуры [+72], несмотря на то что он завоевал столько царств с более высокой культурой, как Китай и Персия. По той же причине Чингис-хан презирал оседлые народы и дал завет своим потомкам и всему монгольскому народу сохранить свой кочевой быт и остерегаться становиться оседлым, завет, который до сего времени соблюдается монголами.
Чингис-хана в оседлых народах отталкивала алчная приверженность к материальному богатству, не всегда честно приобретенному, высокомерное, оскорбительное обращение с низшими и униженное пресмыкание перед высшими. В их политической жизни он видел карьеризм, предательство и измену.
Из сказанного было бы, однако, ошибочно выводить такое заключение, что, относясь с пренебрежением к типу людей, испорченных цивилизацией, он из-за этого презирал цивилизацию саму по себе, как может представиться на первый взгляд, судя по тем разрушениям и тем избиениям людей, которые он производил в тогдашних культурных странах. Напротив, одной из важнейших политических задач, которые поставил себе Великий Монгольский Завоеватель, было именно создание из всей Азиатской державы посредницы между цивилизациями Востока и Запада, с тем чтобы подвластные ему народы могли воспользоваться благами той и другой, а особенно плодами материальной культуры цивилизованных народов, которую он невысоко ценил вообще, кроме техники. Можно даже сказать, что, подобно тому как Чингис-хан разделял людей на два психологических типа, он и народы делил на две категории: на служащих делу цивилизации и на таких, которые являются исключительно хищниками, т.е. мешающими мирным международным сношениям. Такие разбойничьи народы он считал своими врагами, в отношении же к первым он, по выражению подполковника Рэнка, проявлял бесспорно благородные и возвышенные чувства. У этого гениального дикаря "бросались в глаза естественное величие духа, благородное обращение, рыцарство поступков, что приводило в изумление даже китайцев. Он был в душе аристократом и царем" [+73].
Сам до конца жизни не знавший ни одного языка, кроме монгольского, он принял меры к тому, чтобы его преемники не находились в зависимости от иноземных чиновников; с этой целью он позаботился дать образование своим сыновьям и вообще юному поколению монгольской знати [+74].
Что же касается разрушений и избиений, то производились они только во время войны и вызывались "военной необходимостью", как она в те времена понималась. К этому вопросу мы еще вернемся в главе IX.
Итак, управлялось государство Монгольское преимущественно кочевниками; из городского населения Чингис-хан брал только нужных ему "спецов". При этом лица, привлекавшиеся к делу управления, избирались из людей второго типа, по вышеупомянутой классификации. Они составляли тот слой или "отбор" населения, который управлял государством. В империи Чингис-хана не было ни одного так называемого "выборного" органа. Он сам отнюдь не считал себя избранным императором, а тем более избранным "народом". Мы видели, что на курултае 1206 г. никакого голосования не было, а, следовательно, не было и выбора в строгом смысле слова. Чингис-хан был не выбран, а "провозглашен" начальником родов и племен, военными вождями, богатырями и князьями, т.е. тем же "правящим классом". В Монгольской империи не было и намека на "народоправство", а было "народоводительство" правящим слоем, составленным из второго психологического типа людей, во главе с Чингис-ханом.
В основу государства была заложена также религия: сам Чингис-хан и его соратники по управлению были людьми религиозными и должны были быть таковыми, но официального вероисповедания объявлено не было. Служащие принадлежали ко всем вероисповеданиям: среди них были шаманисты, буддисты, мусульмане и христиане (несториане). Государственно важно было для Чингис-хана, чтобы его верноподданные так или иначе живо ощущали бы свою подчиненность Высшему Существу, т.е. чтобы они были религиозны независимо от исповедуемой ими религии. Первая статья Чингисова кодекса - Ясы-гласила: "Повелеваем всем веровать в Единого Бога, Творца неба и земли, единого подателя богатства и бедности, жизни и смерти по Его воле, обладающего всемогуществом во всех делах".
Впрочем, по утверждению Лэма, у которого мы заимствуем эти сведения, приведенная замечательная статья не была обнародована, вероятно по той причине, что император не желал вносить в среду своих подданных элементов религиозного раздора [+75], что нельзя не признать мудрым решением.
До столь широкой веротерпимости, которая господствовала в царстве Чингиса XIII века, Европа дошла, и то лишь относительно, в XVIII веке, после того как она пережила "крестовые походы", предпринятые для массового истребления "еретиков и язычников", и после нескольких столетий, в течение которых пылали костры инквизиции.
Одной из первых забот Чингис-хана после объединения всех монгольских племен в одну мощную державу было создание вооруженной силы, способной поддержать единство империи и осуществить те обширные политические замыслы, которыми теперь мог задаться монгольский самодержец. Принятые в этом отношении меры, вследствие обширности их будут рассмотрены особо, в следующей (XII) главе настоящего труда. Второй по важности, после организации войска задачей являлось устройство гражданского управления империей, наладить которое было, быть может, еще труднее, так как монголы находились на первобытной ступени культуры, а сам Чингисхан, как мы видели, не знал ни одного языка, кроме своего родного, который в ту эпоху даже не имел еще письменности. Первым учителем монголов по этой части явился уйгур Тота-тунга, хранитель печати найманского государства Таян-хана, погибшего в битве с Чингис-ханом.
Чингис-хан своим гениальным умом оценил великое значение письменности и тотчас же воспользовался услугами этого пленного сановника для удовлетворения нужд своего государства, а также для подъема культурного развития подвластных ему кочевых народов. Конечно, он мог бы воспользоваться для этой цели и другой древней цивилизацией, находившейся в пределах его досягаемости, китайской, но он отдал предпочтение уйгурской, очевидно потому, что она была по духу ближе кочевникам: среди уйгуров сохранялось много остатков кочевых преданий и степных обычаев. Усвоение монгольской знатью этой культуры не отрывало ее от своего народа и не подрывало в ней преданности степным обычаям.
Одним из наиболее восприимчивых к усвоению уйгурской письменности и образованности монголов оказался приемный брат Чингис-хана, Шиги-Кутуку [+76], почему и был поставлен им главным судьей, получив от своего державного брата такого рода характерную инструкцию:
"Теперь, когда я только что утвердил за собою все народы, будь ты моими ушами и очами. Никто да не противится тому, что ты скажешь. Тебе поручаю судить и карать по делам воровства и обманов: кто заслужит смерть, того казни смертью; кто заслужит наказание, с того взыскивай; дела по разделу имения у народа ты решай; решенные дела записывай на черные дщицы, дабы после другие не изменяли".
Выбор Чингис-хана был чрезвычайно удачен. Шиги-Кутуку образцово исполнял свои судейские обязанности и в некоторых отношениях оказался даже выше своего века: например, он не придавал никакого значения показаниям, вынужденным страхом.
Одним из важнейших приобретений, которое дала вновь введенная письменность, явилось то, что благодаря ей, оказалось возможным закрепить и кодифицировать монгольское обычное право и народные обычаи и воззрения, - разумеется, под сильным влиянием на эту кодификацию взглядов самого Чингис-хана. Это законодательство вылилось в форму "Большой Ясы", которая делилась на два крупных раздела:
1) "Билик" - сборник изречений самого Чингис-хана, который содержал в себе мысли, наставления и решения законодателя как общего, теоретического характера, так и высказанные им по поводу различных конкретных случаев;
2) собственно "Яса" - это свод положительных законов, военных и гражданских, обыкновенно с установлением соответствующих кар за неисполнение.
"Яса была для потомков Чингис-хана ненарушимым законом, от ее предписаний они ни в чем не отступали" [+77].
В монгольской летописи "Чиндаманин Эрихэ" говорится: "По изгнании Алтан-хана китайского и подчинения своей власти большей части китайцев, тибетцев и монголов Чингисхан, владея великим просветлением, так думал: законы и постановления китайцев тверды, тонки и непеременчивы, и при этой мысли, пригласив к себе из страны народа великого учителя письмен и 18 его умных учеников, Чингис-хан поручил им составить законы (йосон), из которых исходило бы спокойствие и благоденствие для всех его подданных, а особенно книгу законов (хули-йосони билик) для охранения правления его. Когда по составлении законы эти были просмотрены Чингис-ханом, то он нашел их соответствующими своим мыслям и составителей наградил титулами и похвалами" [+78].
Большинство писателей-монголоведов отдают должное тому огромному значению, которое имело последовавшее на том же курултае 1206 г. обнародование Великой Ясы,-для установления в государстве твердого правопорядка, а также благотворного влияния на нравы кочевых племен и на развитие законодательства в последующие царствования, - выразившемуся, например, в издании уставов Юаньской (монгольской) династии в Китае.
И.Я.Коростовец дает следующее резюме сборнику законов Чингис-хана: "Джасак предписывает терпимость в вопросах религии, почтение к храмам, к духовным лицам и к старшим, а также милосердие к нищим; он устанавливает строгий контроль над семейной и домашней жизнью монгола... Своеобразная этика Ясы ясно выступает из перечня тех преступлений, которые наказываются смертью. Таковая, например, положена: за обращение князей к третьим лицам помимо хана, за неоказание помощи в бою, за оставление своего поста без разрешения начальника, за небрежность солдат и охотников (волонтеров) в исполнении обязанностей службы, за оказание милосердия пленным без ведома того, кем они были взяты, за невыдачу беглых рабов и пленных владельцу, за убийство, кражу, лжесвидетельство, измену, прелюбодеяние, заведомую ложь, волшебство, тайное подслушивание, поддержку третьим лицом одного из двух спорящих (или борющихся) и т.д." [+79].
Влияние этого законодательства на народные нравы подтверждается свидетельством посторонних наблюдателей, например Плано Карпини и Вильгельма Рубрука. Первый из них пишет (в 1246 г.):
"Между ними (монголами) не было ссор, драк и убийств; друг к другу они относились дружески, и потому тяжбы между ними заводились редко; жены их были целомудренны; грабежи и воровство среди них неизвестны". Это же подтверждает китайский генерал Мэн Хун, современник Чингис-хана, ездивший к нему в Монголию. Ибн Баттута, арабский историк, также пишет, что у монголов конокрадство (самое обычное явление теперь) не существовало благодаря строгости законов против воровства [+80].
Из этого можно заключить, что законы Чингис-хана не были одной теорией, что он умел дать им силу и заставить исполнять их. Этого он достиг строгостью и умением выбирать людей; так законность пускает в народе корни лишь тогда, когда он видит, что закон обязывает не только "меньшую братию", но и ее правителей. В этом отношении сам Верховный Правитель представлял живое воплощение безусловного подчинения изданным им самим законам.
"Этот не умевший ни читать, ни писать деспот, - говорит о нем подполковник Рэнк, - исповедовал культ писаного закона. Не было государя, который соблюдал бы более добросовестно договор, заключенный между ним и государством. Среди самых ужасных репрессий, к которым он прибегал, его самые заклятые враги не могли указать ни на малейший каприз с его стороны" [+81].
Не подлежит сомнению, что такой пример, подаваемый самим ханом, должен был оказать благотворное влияние на нравы всей монгольской администрации и магистратуры, что, в свою очередь, воспитывало народ в духе строгой законности.
Сам Чингис-хан учреждению Ясы и строгому ее соблюдению всеми придавал первенствующее значение. Среди его основных изречений мы встречаем, между прочим, следующие:
"Если государи, которые явятся после этого (т.е. Чингисхана), вельможи, багадуры и нойоны... не будут крепко соблюдать Ясы, то дело государства потрясется и прервется. Опять будут охотно искать Чингис-хана и не найдут... После этого, до пятисот лет, до тысячи, до десяти тысяч лет, если потомки, которые родятся и займут мое место, сохранят и не изменят таковой закон и Ясы Чингис-хана... то от Неба придет им помощь благоденствия" [+82].
Но, по замечанию профессора Б.Я.Владимирцова, все меняется, все проходит; Кодекс Чингис-хана не только не действует теперь в мире, но даже неизвестен как таковой современным монголам; от собственно Ясы остались лишь жалкие остатки, по которым мы с трудом можем судить о целом. "Несомненно, тем не менее, что Яса Чингис-хана сыграла огромную роль в жизни созданной им империи и долго служила монголам основным кодексом права, влияя на все стороны их жизни, а также на жизнь покоренных им народов" [+83].
Что касается Билика Чингис-хана, то надо думать, что образовался он постепенно, по мере накопления, еще со времени, когда не было письменности. Сохранению его в изустной форме способствовало то, что Чингис-хан, подобно многим другим кочевникам, обладал замечательным даром: свои наставления и изречения облекать в легкую стихотворную форму. Впоследствии, с увеличением числа людей, овладевших письмом, такие ходячие изречения, а также новые поучения и наставления вносились в сборник, получивший название Билика, причем записывалось, конечно, только то, что было угодно самому Чингис-хану. Билик дошел до нас в отрывках у разных писателей, преимущественно Рашид ад-Дина, который приводит довольно обширный его текст с подразделением на статьи. Этот текст, равно как и то немногое, что сохранилось из Ясы, дается нами, за некоторыми сокращениями, в особом приложении к настоящей главе.
Итак, Монгольская держава в свете истории представляется совершенно отличной от тех восточных деспотий, в которых высшим законом является произвол верховного правителя и его ставленников. Империя Чингис-хана управлялась на строгом основании закона, обязательного для всех, начиная от главы государства и кончая последним подданным. Это осталось без изменения и тогда, когда империя, включив в свои пределы соседние культурные государства с оседлым населением, потеряла характер кочевой державы. Власть монгольских правителей в покоренных странах была ограниченна; им не было предоставлено право предания смерти без предварительного суда. Налоги взимались на основании строго определенной системы; особенными установлениями регулировалось несение государственной службы; всегда вводились казенная почта, административные реформы. Иногда во главе управления отдельных частей государства оставлялись свои, туземные, правители; так, например, по покорении Северного Китая он был разделен на десять провинций с китайскими чиновниками во главе [+84].
[+53] Девять коленцев знамени с хвостами яка (символ силы), подобно ступеням лестницы, висели один над другим. Белый цвет полотнища - почетный цвет; число 9 соответствует 9 знатнейшим сподвижникам Чингисхана. Очевидно, знамя было только 9-хвостовое, но не 9-ножное, как толкует переводчик текста "Сокровенного Сказания".
[+54] Калмыки называют также: Делкян Езен Суту Богдо Чингис-хан - Владыка Человечества Божественный Чингис-хан.
[+55] Рашид ад-Дин.
[+56] Чингис-хан впоследствии сказал: "При рождении, по повелению Будды, очутилась в моей правой руке яшмовая печать из царства драконов" (из "Алтаи тобчи"),
[+57] По Лэму, Ха-хан-это монгольская транскрипция китайского слова "Каган" - император. История не сохранила нам более подробного описания церемониала избрания Чингис-хана, но некоторое понятие о нем можно составить по церемонии избрания одного из его ближайших преемников, хана Гуюка, описанной личным свидетелем этого события, папским посланником Плано Карпини. Вот что он повествует по этому поводу: "Стоит пурпуровая кибитка (шатер), вместимостью на 2000 человек, вокруг нее разные статуи. Большая ассамблея вождей и князей конно стояла кругом на холмах и равнинах; на их седлах и сбруях было до 20 марок серебра. Много представителей вассалов: багдадского Халифа, Грузии и русский Великий князь. В первый день было воздвигнуто белое знамя западной части Империи, Кипчак (отсюда "Белый царь", кипчакский, потом русский); во второй день - красное знамя восточной части (Китай), а для центра (Монголии) - темно-фиолетовое знамя. Тогда сеньоры, бароны собрались, взяли золотой трон и посадили Великого хана, говоря: "Мы желаем, мы просим, мы требуем, чтобы ты был во главе Империи", Тот отвечает: "Если вы хотите, чтобы я был вашим ханом, то решится ли каждый из вас делать то, что я прикажу, - прийти, когда я позову, идти, когда захочу послать и убить тех, кого я скажу?" Они отвечали: "Да!" Тогда он сказал им: "Во исполнение этих простых слов служите мне мечом!" Они подтвердили. Потом они постлали на землю кошму, на которую усадили его со словами: "Взгляни ввысь, и узнай Бога, и подумай внизу о кошме, на которой сидишь! Если ты будешь хорошо управлять своим царством, если ты будешь править справедливо, если ты будешь почитать баронов и князей по их достоинству и силе каждого, вся земля будет под твоей властью и Бог даст тебе все, чего пожелает твое сердце. Но если будет наоборот, ты будешь несчастен и жалок и так беден, что у тебя не будет даже той кошмы, на которой ты сидишь". После этого бароны усадили на тот же войлок супругу хана рядом с ним и, подняв на воздух с громкими криками, объявили их Императором и Императрицей всех монголов и их Империи".
[+58] По Б.Я.Владимирцову, с. 72. Монголы до наших дней хранят белое знамя Чингис-хана и верят, что в него вселился дух великого хана, так как он стал гением-хранителем своего славного рода, до сей поры правящего монголами.
[+59] По В.В.Бартольду (с. 116) и Рашид ад-Дину.
[+60] Сокровенное Сказание.
[+61] По И.Я.Коростовцу (с. 3), "кеке" значит "голубое", как небо.
[+62] Сокровенное Сказание.
[+63] По Н.И.Березану.
[+64] Лэм, с. 224-227.
[+65] По Т.Н.Грановскому, характеристика великих людей: Тимура (также Чингис-хана), Александра и других.
[+66] Всеволод Иванов. Мы. Харбин, 1926.
[+67] Речь идет о Каганах Тюркской империи, основанной в VI веке.
[+68] В.В.Бартольд, с. 114. Указанное изречение Чингис-хана, приведенное Бартольдом в сокращении, составляет 1-ю статью Билика.
[+69] По Б.Я.Владамирцову, с. 73.
[+70] И.Р. (Н.С.Трубецкой) Наследие Чингис-хана. Берлин, 1925.
[+71] Наследие Чингис-хана. Берлин, 1925.
[+72] Например, Елюй Чуцай (см. гл. VIII) и другие "спецы".
[+73] Рэнк, с. 40.
[+74] По В.В.Бартольду, с. 117.
[+75] Лэм, с. 75.
[+76] Когда Чингис-хан, разбив татар, возвращался домой, то на дороге он подобрал мальчика-татарина, имевшего золотое кольцо и набрюшник с золотыми кистями, подбитый соболем. Его отдали на воспитание матери хана, и она называла его своим шестым сыном (Сокровенное Сказание).
[+77] Н.И. Березин. Очерк внутреннего устройства улуса Джучиева //Труды восточного отделения Русского археологического общества. СПб., 1864, т. VIII.
[+78] Чиндаманин Эрихэ, II.
[+79] И.Я.Коростовец, с. 98-99.
[+80] Весь абзац из Г.Е.Грумм-Гржимайло //Западная Монголия и Урянхайский край. Ленинград, 1927.
[+81] Рэнк, с. 10.
[+82] Сокровенное Сказание.
[+83] Значит, в том числе и Московской Руси.
[+84] По Г.Е.Грумм-Гржимайло.