|
Великие властители прошлого |
Эта война началась в следущем году (45 г. до н. э.). Ко времени сражения у Тапса в руках у Гнея Помпея были только Балеарские и Питиузские острова. Флот Цезаря вел против него военные операции. Но старые помпеянцы забеспокоились из-за войны в Африке, и когда Секст Помпей и Лабиен прибыли с остатками африканской армии, вокруг сыновей Помпея собралось большое войско, против которого легаты Цезаря, располагавшие только легионами, состоявшими из новобранцев, ничего не смогли сделать и держались за полевыми укреплениями.
Когда в ноябре 46 г. до н. э. Цезарь решил вмешаться лично, Марк Лепид, консул и командир конницы, снова остался его представителем и доверенным лицом в Риме. После отъезда Цезаря в 45 г. до н. э. он был избран консулом без коллеги. В начале декабря Цезарь прибыл к войскам в Испанию. Сначала противник начал уклоняться от сражения и старался затянуть войну на всю зиму. Первым огромным успехом [258] Цезаря было взятие считавшейся неприступной крепости Атегуа на южном притоке Гвалаквивира. Попытка Помпея освободить крепость потерпела неудачу, и теперь Цезарь гнался за ним по пятам, пока после небольшого поражения 17 марта 45 г. до н. э. не остановился для решающего сражения у Мунды (недалеко от Севильи).
Цезарь тотчас же отдал приказ к штурму, но противник, знавший, что в случае поражения его ждет неминуемая смерть, ожесточенно сражался и привел в замешательство атакующих. Тогда пятидесятипятилетний Цезарь спрыгнул с коня, схватил меч и бросился в первые ряды: "Это мой и ваш последний день похода. Вы что, хотите отдать своего императора в руки юнцов? Запомните место, где вы изменили своему императору!" Как и двенадцать лет назад, так и сейчас, вмешательство Цезаря принесло победу. Отступившие снова оказали сопротивление, и превосходящая конница Цезаря смяла фланги и тыл врага. Так сражение, продолжавшееся целый день, закончилось полной победой Цезаря. Погибло 30 000 помпеянцев, среди них Тит Лабиен, которого Цезарь приказал похоронить.
Провинцию быстро покорили. Над городами, которые являлись основными очагами восстания, такими как Кордова и Севилья, был учинен суровый суд. Гнея Помпея убили. Сексту удалось бежать. Цезарь оставался в Испании более трех месяцев и упорядочил управление провинцией. Далеко продвинувшаяся романизация была подкреплена образованием гражданских колоний, [259] урегулированы отношения между неримскими общинами, их позиция опять была решающей для Цезаря. На обратном пути в Рим Цезарь стабилизировал обстановку в Нарбонской Галлии. Там тоже было много колоний и поселений ветеранов, существенно способствующих давно начатой латинизации.
Эта организация провинций в Испании и Галлии являлась только частью обширной программы, которая началась также в Сицилии и Африке. Там греческие города, как и в Провансе, были латинизированы колонистами. Дело, начатое ветеранскими поселениями после Тапса, Цезарь продолжил и в Африке. Если даже отдельные колонии принадлежали к восточной части империи - был восстановлен разрушенный в 146 г. до н. э. Коринф, - все равно большая часть поселенцев осталась на Западе; римское гражданское право Цезарь дал в первую очередь этим провинциям, прежде всего кельтским территориям. Все общины Сицилии получили латинское право, которое на Востоке нигде не давалось. Эта колонизаторская деятельность уничтожила греческое и эллинистическое влияние на Сицилии и в Африке.
То, что отныне на всем западном Средиземноморье, включая Африку, все говорили на латыни, является заслугой Цезаря. Теперь империя распалась на западную, европейскую часть, говорящую на латыни, и на восточную, говорящую преимущественно на греческом и частично на арабском языках. Эта часть продолжала [260] подвергаться восточному влиянию. Именно эти две половины империи противостояли друг другу в борьбе между Антонием и Октавианом. Их границы маркировал Цезарь, когда вытеснил с Запада эллинистическое влияние. Какой половине он предназначил главенствующее положение, доказывает хотя бы тот факт, что все имперские законы издавались на латыни. Для восточной части прилагался греческий перевод.
Так получило свое завершение то, что началось, когда благодаря завоеванию Галлии в Европе возник противовес расширению империи на Восток, что продолжилось, когда в начале 48 г. до н. э. Цезарь во главе Запада выступил против Помпея, опиравшегося на восточную часть империи, и когда Цезарь бичевал зависимость сенатской партии от африканского царя и использовал ее в своей пропаганде. Победа Цезаря означала победу Запада. В исторической борьбе между Европой и Азией, которая велась внутри Римской империи, он завоевал лидирующее положение для европейской части.
Это устройство провинций было только частью организационной деятельности, которую Цезарь вел вскоре после достижения единоличной власти, на время прерванной войной в Испании. Одна только эта организационная деятельность доказывает, что Цезарь умело осуществлял завоеванную им власть. И то, что он в первую очередь думал о наведении порядка в империи и провинциях, является целесообразным и обоснованным. Как ни один из римлян до него, Цезарь [261] при обустройстве империи никогда не забывал об интересах провинций, которые также ни один римлянин до него не знал так хорошо, как он, по собственному опыту. Более того, это было также одной из важнейших причин, почему сенат не справился с задачей управления провинциями. Это зависело не только от человеческих качеств отдельных лиц, но основывалось также на том, что государственные структуры Рима были созданы для небольшого общества и поэтому оказались недостаточными для управления мировой империей.
Но не менее важными являлись внутриримские задачи. В первую очередь нужно было обеспечить ветеранов землей. Образование колоний в провинциях не решило эту задачу, и ветеранов поселили в Италии, но не так, как при Сулле, в закрытых военных колониях, а каждый ветеран получил на общественные средства или на средства Цезаря собственный земельный участок. Поселение было поручено легатам с пропреторскими полномочиями. Но они не всегда могли отказаться от закрытых ветеранских поселений. Ко времени смерти Цезаря работа по поселению еще не завершилась. Эти меры, продолжавшие предыдущие, начиная с аграрных законов 59 г. до н. э., увенчались муниципальным законом Юлия (lex Julia municipalis), который давал общинам в Италии и провинциях право на самоуправление. Широкомасштабное расселение разгрузило столицу. Число граждан Рима, имеющих право на бесплатное получение зерна, [262] снизилось с 320 000 до 150 000. Для пополнения этого контингента - 150 000 считалось максимальным числом - ежегодно проводились жеребьевки среди бедных.
Наряду с этими мерами, которые должны были снизить число безработных жителей, получавших бесплатное зерно, Цезарь занимался увеличением количества зажиточных граждан. Мы уже упоминали, что он щедро предоставлял гражданское право состоятельным гражданам. Цезарь привлек также много иногородних в сенат, и число его членов увеличилось до девятисот, мера, которая, разумеется, вызвала резкое неприятие старого нобилитета. Длящуюся со времен Гая Гракха борьбу за суды, которые часто превращались в инструмент партийной политики, завершил закон Цезаря. Согласно этому закону присяжными снова назначались только сенаторы и всадники.
Но самой долгосрочной из всех его мер была реформа календаря, которую он провел в силу своей должности верховного жреца. Вполне вероятно, что Цезарь прибегнул при этом к помощи греческого астронома Сосигена. С 1 января 45 г. до н. э. вместо старого лунного года был введен солнечный год из 365,25 дня. Расхождение с существующими до сих пор сильно сдвинутыми датами было устранено включением необходимого числа добавочных дней. С тех пор этим календарем, год которого, как известно, длиннее, пользовались все европейские страны до введения нашего грегорианского календаря. [263]
Осталось еще много планов, которым не суждено было осуществиться, среди них кодификация действующего права, сделанная только в 533 г. н. э. Юстинианом в "Своде гражданского права (кодекс Юстиниана), сооружение рва через Коринфский перешеек, выполненное в 1881-1893 гг., и осушение понтийских болот, осуществленное в двадцатых годах нашего века.
Наряду с огромными достижениями в реорганизации и управлении империи стоят непрерывные усилия Цезаря привлечь к себе все слои римского народа, пропаганда, рассчитанная на массы, а также завоевание расположения ведущих семей.
Прекрасную возможность для воздействия на население столицы давали победные торжества после окончания войн. После возвращения из Африки Цезарь отпраздновал четыре триумфа по случаю покорения Галлии и Египта и побед над Фарнаком и Юбой (с 28 сентября по 3 октября 46 г. до н. э.). В торжественной процессии всего войска, стоя на квадриге в роскошном одеянии триумфатора, которое первоначально было мантией римских царей, Цезарь сквозь толпы ликующего народа ехал на Капитолий, а солдаты по древнему обычаю распевали шутливые песенки о своем императоре, высмеивавшие все его слабости, плешивость, любовные приключения, стремление к власти и богатство его трофеев.
В процессии несли также картины с изображением побед и покоренных стран. Между ними шли [264] знатные пленники: Верцингеториг, сестра Клеопатры Арсиноя и четырехлетний сын Юбы. Тогда как о Фарсальской победе здесь не упоминалось, в триумфе над Африкой были злобно изображены Катон, Сципион и другие. В отличие от борьбы с Помпеем, африканская война, как доказывает триумф, была войной с иностранным государством. Поэтому совершенно справедливо предполагали, что Цезарь хотел заклеймить подчинение сенаторов Юбе не только как позор, но и как государственную измену.
Триумфы сопровождались грандиозными народными праздниками, из трофеев были щедро награждены офицеры и солдаты, а кроме того, граждане, претендовавшие на обеспечение зерном. Раздавались масло и хлеб. Состоялись также обещанные после смерти Юлии поминальные торжества и угощение народа. Триумф над Испанией в октябре 45 г. до н. э. был менее пышным. Угощение явно не удовлетворило избалованную чернь, поэтому Цезарь через четыре дня организовал дополнительно общественный завтрак.
Кроме того, Цезарь добивался расположения толпы возведением роскошных сооружений, среди прочих был Форум Цезаря с храмом Венеры, родоначальницы рода Юлиев, а также организацией цирковых представлений. Пропаганде среди масс во многом способствовали почести, которые назначал сенат с участием народа или без него: после Тапса благодарственный праздник в течение сорока дней, увеличение числа ликторов [265] Цезаря до шестидесяти двух, надзор за нравами, обязывающие предложения по выборам магистратов, постоянное место на так называемом курульном кресле, должностном кресле высших магистратов, права народного трибуна и место на их скамье, установление статуи Цезаря в храме Юпитера на Капитолии с надписью, где его назвали полубогом, которую Цезарь, однако, приказал удалить.
Это примеры постановлений сената об оказании почестей, к которым следует добавить пожизненную диктатуру, титул императора, передаваемый по наследству, разрешение появляться в одеянии триумфатора в торжественных случаях и постоянно носить лавровый венок. Во время цирковых игр его статую полагалось нести в процессии богов, в храме Квирина - он считался причисленным к богам первым римским царем - была установлена статуя Цезаря с надписью "Непобедимому богу", другая статуя на Капитолии стояла рядом со статуями богов и освободителя Брута. Обе эти меры не встретили всеобщего одобрения масс.
На нобилитет Цезарь старался воздействовать прежде всего обходительным отношением и милосердием. Все опасения, вызванные воспоминаниями о поступках Мария, Цинны и Суллы, оказались беспочвенными. Цезарь не последовал их примеру. Он возвел в добродетель только милосердие (dementia), которое с тех пор было неотделимо от образа европейского монарха, и здесь нет никакого смысла задавать вопрос, был [266] ли он милосердным из политического расчета или по своей природе. Все говорит в пользу того, что это являлось чертой его характера. Это еще одно доказательство цельности натуры Цезаря, даже если это свойство имело политическое воздействие и ради него использовалось.
Не свидетельствует об отсутствии у Цезаря милосердия даже тот факт, что он в определенных обстоятельствах мог быть неумолимо беспощадным. Цезарь умел видеть разницу между бунтовщиком, который достоин самого строгого наказания (сюда относятся Верцингеториг, пираты, оптиматы, боровшиеся против него заодно с Юбой, сыновья Помпея), и обманутым, заблудшим внутриполитическим противником, который был и остался римлянином и заслуживает милосердия. Он всегда опасался создавать мучеников. Цезарь отпустил Рабирия после того, как процесс выполнил свою пропагандистскую задачу, и в этом заключается истинная причина, почему он выступил против казни катилинариев. По этой же причине Цезарь искренне сожалел о том, что Катан не позволил ему спасти его.
Милосердие Цезаря производило впечатление, как это доказывает, например, речь Цицерона в защиту Марцелла. В ней он благодарит Цезаря за помилование этого ожесточенного противника, консула 51 г. до н. э., и выражает надежду, что Цезарь даст республике новые законные основы. Но эти мечты не осуществились. Нельзя было надолго скрыть, что Цезарь не собирался выпускать из рук государство, а [267] только искал подходящие формы для своего единоличного правления. Неизбежно возник конфликт между ним и древними аристократическими семьями, которых Цезарь лишил их положения. Видя в Цезаре в лучшем случае равного себе, они не считали своим долгом служить государству под его властью.
Возникшая пропасть все больше углублялась, и ее уже нельзя было преодолеть. Напряжение возросло, когда Цезарь запланировал на февраль 44 г. до н. э. крупную военную акцию, чтобы покончить с угрозой, которую со времени победы над Крассом в 53 г. до н. э. представляло на Востоке парфянское царство. По решению народного собрания он возложил на себя руководство войной и одновременно получил право назначить магистратов на следующие три года - в такой срок он оценивал длительность похода.
Если римская знать хотела что-либо предпринять против Цезаря, он должен был ее опередить. Против победившего в Парфянской войне Цезаря никто не посмел бы выступить. Около шестидесяти членов нобилитета организовали заговор с целью устранения тирана, но главе стояли Марк Брут и его зять Гай Кассий, оба помилованные Цезарем бывшие противники, пользовавшиеся его большим расположением как политики. Среди других заговорщиков многие тоже играли большую роль при Цезаре. Не принято сомневаться в чистоте мотивов Брута и Кассия. Брут настаивал на том, чтобы [269] ограничиться устранением Цезаря для придания деянию характера государственной необходимости. Когда распространился слух о предсказании, что парфяне могут быть побеждены только царем, и когда узнали, что дядя Цезаря Луций Котта собирается на заседании сената 15 марта внести предложение о предоставлении Цезарю царской власти над неримскими странами, когда к тому же стало известно, что 18 марта Цезарь хочет отправиться к войскам, тогда решили совершить покушение на заседании сената в Мартовские иды (15 марта). Цезарь был предупрежден об опасности не только предзнаменованиями и снами, о чем так любят рассказывать античные историки. Но он оставил без внимания предостережения и отказался взять с собой телохранителей.
Вечером 14 марта Цезарь ужинал у Лепида. Когда 15 марта наступило время идти в сенат, он медлил отчасти из-за недомогания, отчасти потому, что жена Кальпурния пыталась удержать его дома из-за плохих предзнаменований. Но Децим Брут, один из заговорщиков, уговорил Цезаря пойти на заседание сената, которое проходило в курии Помпея. Когда он туда вошел в 11 часов, все развивалось по намеченному плану. Один из заговорщиков задержал Антония в вестибюле, Цезарь сел, заговорщики сразу же окружили его под предлогом личных просьб.
"Тотчас Тиллий Кимбр, взявший на себя первую роль, подошел к нему ближе, как будто с просьбой, и когда тот, отказываясь, сделал ему [270] знак подождать, схватил его за тогу выше локтей. Цезарь кричит: "Это уже насилие!" - и тут Каска, размахнувшись сзади, наносит ему рану пониже горла. Цезарь хватает Каску за руку, прокалывает ее грифелем, пытается вскочить, но второй удар его останавливает. Когда же Цезарь увидел, что со всех сторон на него направлены обнаженные кинжалы, он накинул на голову тогу и левой рукой распустил ее складки ниже колен, чтобы пристойнее упасть укрытым до пят; и так он был поражен двадцатью тремя ударами, только при первом испустив даже не крик, а стон... Все разбежались; бездыханный Цезарь остался лежать, пока трое рабов, взвалив его на носилки, со свисающей рукой не отнесли домой" (Светоний. Божественный Юлий. Перевод М. Л. Гаспарова. М., 1964)
Надежды убийц на то, что сенат сроду не возьмет в свои руки власть, не оправдались. Страх и отчаяние охватили город, и с уст не сходил вопрос: "Кто же теперь будет править миром?" Потом возникли беспорядки, Антоний начал провокационную деятельность, и вместо установления республики снова вспыхнула гражданская война.
Внезапная смерть, оборвавшая эту жизнь, оставила открытым большой, по-видимому, неразрешимый вопрос, какую государственно-правовую форму хотел придать Цезарь своему господству над Римской империей. Смерть помешала осуществлению планов, которые у него были по этому поводу. Мы видим ряд начинаний и экспериментов, указывающих на множество направлений [271] и делающих возможными различные толкования, и по этому пункту мнения диаметрально расходятся.
Сегодня преобладает мнение Эдуарда Мейера, согласно которому Цезарь хотел придать своему господству над Римской империей форму, созданную со времен Александра Великого и его преемников в эллинистических царствах. Цезарь, как утверждает Мейер, хотел править миром, как эллинистический царь Востока, абсолютно и неограниченно и ни перед кем не отвечая. Для достижения этого он стремился сгладить национальные различил между отдельными частями империи и сделать всех подданных однородной массой, чтобы, в конце концов, как бог повелевать нивелированными народами. В качестве внешнего признака этого положения Цезарь надел на себя диадему эллинистических монархов. Только смерть в последний момент помешала осуществлению его планов.
Эта задуманная Цезарем божественная царская власть была полной противоположностью управлению государством, которое фактически осуществлял Помпей в конце пятидесятых годов, и государственному новообразованию его наследника Августа, так называемому принципату, то есть монархии, основанной на римском мировоззрении и использующей римские формы. Не Август был настоящим наследником Цезаря, а Антоний, который из Александрии как супруг египетской царицы, как восточный эллинистический монарх правил Востоком, и чья [272] класть рухнула при Акции под напором приведенных Октавианом, будущим Августом, военных сил Запада.
Но не все доказательства, на которых основывается эта концепция, убедительны. Как уже было сказано, вместо нивелирования всех подданных Цезарь стремился создать привилегированное положение латиноязычной западной части империи. Во многом, что было проведено в качестве доказательства предполагаемой царской власти Цезаря, речь идет или о мерах, предложениях и решениях, которые Цезарь отклонил, как, например, упомянутую надпись на статуе в храме Юпитера на Капитолии, или же о почестях, которые не задумываясь принимал также и Август, так что все это не может служить доказательством различия форм государственного управления Цезаря и Августа. Клятва богу - покровителю самодержца, его гению, или обожествление одного из его качеств, например, милосердия (dementia) не выходили за рамки римского религиозного сознания. Отделение одного из качеств, в данном случае милосердия, от его носителя и возведение его в божество соответствовало римским религиозным представлениям. Но все это не означало восточно-эллинистического обожествления самого человека.
Но в некоторых случаях намерения Цезаря не совсем ясны. В 45 г. до н. э. он вызвал в Рим Клеопатру с ее маленьким сыном, там она держала двор на вилле, расположенной на другом берегу Тибра. Сообщают, что один трибун в отсутствие [273] Цезаря получил задание предложить на голосование закон, по которому Цезарь для рождения наследника мог вступить в любовную связь со многими женщинами. Это звучит не очень правдоподобно, потому он усыновил своего племянника Гая Октавия и перед запланированным отъездом на Парфянскую войну назначил его в завещании своим основным наследником. Благоразумнее исходить из таких фактов, чем верить сплетням римской улицы.
Диадему, которую протянул ему Антоний во время Луперкалий {1}, он под аплодисменты народа не принял и распорядился запротоколировать этот отказ. И когда из толпы до него донесся возглас "царь" (гех), он возразил, что его зовут Цезарь, а не царь. Это был тонкий намек на Марция - царя, от которого он происходил по линии своей бабки. Нельзя безоговорочно отрицать, что при всех попытках прощупать настроение масс относительно будущей формы управления государством, не имелась в виду также абсолютная монархия эллинистического Востока. Но кроме таких попыток, ничего не предпринималось.
Иначе следует оценивать сообщение, что на заседании сената, ставшем для него последним, должно быть вынесено решение о так называемой внеиталийской царской власти Цезаря. На Рим и Италию эта власть не распространялась, титул относился к землям подданных Римской империи.
{1} Луперкалий - праздник в честь Фавна. (Прим. ред.) [274]
Эта мера основывалась на древнейшем понятии римского государственного права. Оно было различным для частей империи, где жили римские граждане, и управление осуществлялось в соответствии с республиканской конституцией - административный округ "domi", дома, включавшего тогда Рим и Италию - и для земель подданных, в которых римский народ через своих уполномоченных осуществлял абсолютную власть; это был округ "militiae", извне. Царская власть Цезаря должна распространяться только на этот округ militiae, это была не более чем законная абсолютная власть полководца в покоренных странах, в которой нуждался Цезарь для ведения Сараянской войны.
Положение Августа тоже основывалось на неограниченной верховной власти в провинциях, так называемой высшей проконсульской командной власти (imperium proconsulare maius). Для округа domi Август ограничился должностью, соответствующей республиканским законам, сначала консула, потом правами народного трибуна. Должность Цезаря была более самодержавной, и кроме прав народного трибуна он имел чрезвычайную власть диктатора. Но и она была предусмотрена в республике, и ее занимал до Цезаря Сулла. Вероятно, окончательное решение о том, какую должность получит Цезарь в округе domi, было отложено до окончания Парфянской войны.
Указание на это дает совсем недавно сделанное наблюдение. Установлено, что венок, который [275] носит Цезарь на монетах, не является лавровым, как это думали раньше, а так называемым этрусским золотым венком, бывшим первоначально знаком отличия римских царей. Одеяние триумфатора, которое Цезарь имел право носить на официальных церемониях, тоже является одеянием древних царей. Возможно, все это указывает на определенную тенденцию, и проницательность Моммзена и здесь его не подвела. Он высказал мнение, что Цезарь стремился к возрождению древнеримской царской власти. Но вряд ли он думал принять ненавистный царский титул. Скорее Цезарь сохранил бы древнеримское и италийское звание диктатора и императора.
Подобные вопросы неизбежно остаются открытыми, но как бы то ни было, все это далеко от божественной царской власти. Как человек, как диктатор и император Цезарь правил миром сам по себе, per se, как он сказал, в силу своих достижений, величия достоинств. Но эта форма правления появляется на свет не как программа, не как идея, а в образе человека - Цезаря. Ее новизна заключается в том, что высшая военная и политическая власть, господство над миром были в руках одного человека. Правители великих мировых империй Востока, а также Александр Великий и эллинистические монархи были богами, Цезарь же являлся человеком.
Пусть даже представление о божественном происхождении царской власти так сильно укоренилось на Востоке, что его жители воспринимали [276] власть Цезаря и Августа только в соответствии с этим представлением, к Западу это не относилось. Здесь повелителем мира был человек. Для тех народов, которые почитали своих царей как богов, человек казался слишком маленьким, его плечи слишком слабыми, чтобы нести бремя такого сана и таких задач. Лишь обожествление правителя могло сделать это понятным. Только Цезарь завоевал эту сферу для человека, безмерно преумножил возможности того, что может достичь человек, возвысил величие и достоинство человека и этим способствовал "демагизации мира".
Но это относится только к западной, европейской части империи. Мы еще раз сталкиваемся с различием между Западом и Востоком, между Европой и Азией, которое бросается в глаза при изучении деяний Цезаря. Мы понимаем, что с Цезарем возникает новая форма политической жизни, а именно западная форма. До сих пор у греков и римлян существовала политическая структура полиса, республиканского города-государства, в котором власть непосредственно осуществляли все граждане или через ответственных уполномоченных. Последним и величайшим примером этого был Рим, но именно его развитие показало несостоятельность такой формы управления государством. Благодаря военной силе и политической мудрости Рим стал хозяином мира.
Но потом выяснилось: краткосрочная, добровольно взятая на себя выборная власть столь же мало подходила для управления мировой [277] империей, как и то, что ее судьба зависела от случайности голосования на форуме, когда все решала неорганизованная, подверженная демагогическим влияниям толпа. Несмотря на все политические традиции, сенат тоже все больше поддавался соблазну эгоистического расчета и личной жажды власти. Так в Риме возникла проблема любого города-государства, с которой сначала столкнулись Афины, а именно проблема, как можно управлять империей с помощью институтов, созданных для общины, а политическая система города-государства была доведена до абсурда.
На греческом Востоке за столетия до этого развития, которому способствовала предрасположенность греков, и особенно их представление о божественном, это привело к тому, что, начиная с Александра, божественная царская власть сменила полис. Благодаря политическому дарованию римлян и гению их величайшего сына удалось найти новое, европейское решение этой проблемы. Эта новая форма мирового господства основывалась не на таинственном переселении бога в тело человека, на тайне, которую нельзя было постичь, а только коленопреклоненно почитать, она основывалась не на рабском подчинении человека неземной силе, а на величии человека и его достоинстве. Поэтому она и является европейской. Но в империи Цезаря органически в нее включенные продолжали жить в италийских общинах полисы, которые учредил Цезарь своим общинным уставом. [279]
Учитывая все это, понятен исторический смысл смерти Цезаря. Роковая ошибка убийц объясняется неразрывной связью новой формы власти с личностью ее носителя. Не понимая неизбежности исторического развития, они не хотели нового и решили устранить человека, в котором оно воплощалось. Так как новое появилось не как идея, а жило в человеке, у них возникло ошибочное убеждение, что они убийством избавятся от идеи, и вонзили кинжалы в Цезаря. Убийцы надеялись вместе с ним уничтожить дело, которому он служил. В роковом заблуждении они считали убийство насильственным исправлением ошибки, после чего все станет, как прежде.
Только полтора десятилетия кровавой гражданской войны обнаружили это заблуждение и рассеяли туман, застилающий глаза современников. Только смерть высвободила идею, которая сначала появилась воплощенной в Цезаре. В этом воплощении она могла показаться чем-то единственным в своем роде, случайным. Только через смерть ее носителя она открылась взорам в своем истинном свете. В Мартовские иды власть Цезаря вступила в царство идей. В этом и заключается историческое значение его смерти. Даже конец этой жизни является политическим и оказывает политическое воздействие. Отныне преемники, особенно Август, могут исходить из этой идеи. Если в лице Цезаря сочетались две главные предпосылки для авторитета правителя - доверие народа и власть, - то не хватало третьей, не менее важной основы - легитимности и традиции. [280] То, что Цезарь сознавал значение этой предпосылки, свидетельствует его борьба за нее до и во время гражданской войны. За ее отсутствие он заплатил жизнью.
Только Августу удалось к власти и доверию народа присоединить традицию. Но эта традиция лишь формально имела республиканские основы. По существу, она является новой формой власти, которую создал Цезарь. Август называл себя сыном Цезаря, носил его императорский титул в своем имени, именем Цезаря называли себя в течение двух тысяч лет все его преемники. Смерть Цезаря сделала традицией новую форму власти, оставшуюся наивысшей на протяжении двух тысяч лет, и на которую с благоговением взирали народы. Со смертью Цезаря возникла императорская власть, носящая его имя. [281]
|
© 2000-2003 Великие властители прошлого | webmaster |